Но нет, с воды видится совсем иное – жизнь строится на земле, значит на нее смотреть важно в первую очередь— сколь перспектива широка: поди, расти острог будет, посад, слободы появятся, не слишком ли взгорок от воды крутой – причалы ставить надо, водой снабжать острожников… Опять же, дорогу где вести, чтоб купец зачастил по удобным подъездам… Много разного с воды видать. И только потом смотрели с холмов, что обступали реку, то приближаясь к ней, то удаляясь от нее.
Каждый приводил свои резоны. Послушать – все доводы по уму и все по делу. Тут берег высокий, значит, со стороны реки защита, а здесь гладь до самой реки. Тоже хорошо – под пашню само то и вода рядом. И горизонт чист – значит, врасплох заставу не возьмешь. Но у Ангары леса нет. За несколько верст таскать вековые лесины замаются служилые. Лошаденок то раз-два и обчелся.
…Всю весну готовили лес. Знатоки стучали по бревнам костяшками пальцев, прикладываясь ухом к лесинам, уложенным в штабеля для просушки. Что-то выслушивали, высматривали, выглаживали… Спорили, бракуя, казалось бы, отменное бревно.
Потом искали подходящий камень, который идет на фундамент, потом на волокушах, впрягшись по несколько человек, таскали его к месту будущего строительства.
Енисейский воевода торопил, у него, стало быть, свои резоны острог ставить – столица толкала в спину, поторапливала. И то, каждая новая крепость в Сибири – козырь в переговорах с немирными князцами, которые высматривают, кто посильнее да пощедрее будет. И хотя с брацкими научились договариваться скоро, монгольские вожди, немирные тунгусы беспокоили постоянно. И Поднебесная, хотя и далека от коренной Руси, тоже планы на Сибирь имела. Далека! Выходит, не так уж далека, коли великий монгол Чингисхан полмира воевал, а уж к Байкалу, по легендам, подходил не раз…
Острог, острог, еще острог, еще… глядишь, и целые линии крепостей опоясывают новые владения государства российского и свидетельствуют, что русские здесь навсегда.
…Яков Похабов, отправленный в поход на строительство Иркутского острога, был суровым атаманом. Он считался удачливым передовщиком, знающим дело, и решения, как правило, принимал единолично. Был уверен в своей правоте. Но строительство острога – это особая наука, и он слушал всех. Когда сомневался все-таки, без советчиков шел к Иркуту, прямиком туда, где он впадает в Ангару, и приглядывался, прикидывал, насколько удачным будет место под острог. А то забирался на взгорок, с которого открывался чудный вид на облюбованные земли, и опять приглядывался, прикидывал. Невозможно ошибиться!
…Да уж, место под острог выбирали тяжко. Переругались, кажется, все со всеми. Долго, в спорах, порой чуть было на кулаках не сшибались, прикидывали, как ставить тын, где будут дозорные башни, амбар, пороховой погреб…
Даже к истоку ангарскому у Байкала присматривались, несколько дней жили у моря. Ох, и великое море, могучее, беспокойное.
У истока, напротив того места, где торчала скала, видно было, с какой силой вода убегает от Байкала: пенилась, облизывая камень, норовила подняться выше и обнять его весь, утащить за собой эту помеху, торчащую занозой между Байкалом и Ангарой.
…В то время Похабов «открыл» для себя другого Ефимия. В острожном строительстве оказался он человеком сведущим. Опять же, грамотей. Слухи-то ходили, что Ефимий не простой был ватажник. В первопрестольной жил, в приказах государевых служил. Да что-то там приключилось, с кем-то важным повздорил. Не стал ждать лиха, по своей воле напросился в Сибирь от греха подальше. А чего ему! Без семьи, без земли, без казны.
