Среди руководителей переворота на местах долгое время оставались в тени банды Яруша и Сашко Билого по прозвищу Музычко. Возможно, таков был замысел американской разведки. Яруш пригодится потом, после свержения власти, у него будут свои отряды, а Сашко Билый будет убит…с благословения спецслужб США. Они оба, возможно соперничая друг с другом, долгое время находились в тени.
Яруш, более умный, занял выжидательную позицию в то время, как Музычко куражился. Обладая физической силой и страдая от нехватки ума, он, как лидер, уступал Ярушу по многим направлениям и проявлял нетерпение.
– Отпусти меня на недельку, – стал он просить Яруша, – я хочу побывать в родных местах. Пообщаюсь с земляками, с родными и вернусь обратно. И встретиться не мешало бы с местными божками, которых посадил Янукович в мягкие прибыльные кресла.
– Пожалуйста, – сказал Яруш. – Я тут как-нибудь управлюсь. Но смотри, не надирайся вусмерть и шибко не хулигань, как когда-то Махно.
Родная Волынь встретила его как героя Майдана. Тем более, что Музычко напялил на могучие плечи заряженный автомат Калашникова, каждый карман пузырился гранатой, за поясом красовалась сабля и несколько ножей с заточенным лезвием, а пистолет, бита морщила целлофановый пакет с надорванными ручками.
– Ну, шо, земляки, ник Майденто вас тута не обижаеть? А то голову оторву и яйца отрежу, сука буду. Иде тут маг’азин? Бутылок пять православной, как горовят москали и пять яшшиков пива.
Земляки с радостью принесли все это добро, да еще копченого сала трехгодичной давности и черствого белого хлеба, у которого по углам пряталась плесень. Музычко уплел с полкило сала, вылакал одну бутылку водки и приказал почать другую. Его желудок, мощный как у быка, принял это как ребенок сладкую конфетку, трижды икнул и стал думать, что же делать дальше. Автомат за спиной придавал ему боевитость, а пальцы невольно нащупывали спусковой курок, но, понимая, что еще не мешало бы выпить, а удивить своих земляков чем – то необычным, еще успеет, он пока что только поглаживал ствол грязной ладонью. Он давно не мылся, не принимал душ: революция не способствовала этому, поэтому под мышками квасился волосяной покров, издавая дурной запах, как говорят в народе: запах перченого козла. Девушки, которых он душил в своих объятиях, всегда чихали, а мужики отворачивали голову и норовили сплюнуть. Но никто не посмел сказать: Сашко, надо бы того, подмышками поскрести, чешется у тебя там, небось. Это было бы для Сашко Билого оскорбением, и в отместку он мог раздавить любого как букашку.
– Ишшо стакан! Да ты шо, блядь? Вона, тот ребристый. – Музычко на мелочи не разменивается. – Как вы думаете, братва, городская администрация все еще работает? Мне навестить их охота, бля буду.
– Скоро пять часов, как раз они заседают. И прекуроры, и судьи, тама и сельские преседатели, и вся фунансовая мафия, – сказал друг Музычко Петро Отвертка.
– Тады я пошел. Только телевидение нужно, надо заснять шпектакль, который я им устрою. Отвертка, позаботься, будь другом.
– Будет исделано.
У здания областной администрации Владимир— Волынского на первом этаже дежурили два человека в милицейской форме.
Вооруженный до зубов Музычко крепко поднатужился и дважды выпустил пар из штанов. Получилось громче, чем выстрел из пистолета.
– Куда, зачем? – спросили милиционеры, вздрагивая от неуверенности в правильности поставленного вопроса и канонады, выпущенной из того места, на которое Музычко обычно садился.
