В такой женщине как раз и имелась нужда у Лаврушкиных родичей. Вот ее и уговорили, не сразу, правда, общими усилиями с теткой, мать-то Варвары померла раньше болезной сестры. Сманили обещаниями заморских подарков из-за границы, кто ж на них не западет, не клюнет! А женщины в особенности! Ну и приплачивать стали, не без этого. А в деньгах Варвара с теткою нуждались…
Обязательства свои Варвара взялась исполнять ретиво. Она во всем скрупулезной была, за что бралась, все до ума доводила и с толком. Но когда с Лаврушкой спуталась, волю почуяла и задурила. Даже ревновать его начала. И было бы к кому? По пустякам. Понимала ведь, что ничего путного у нее с сосунком, маменькиным сынком этим, не получится, а женским сердцем жадничала. Вот и мстила ему по-своему редкими ночами, а в особенности такими вот утренними часами, когда тому, как сейчас, и без нее тошно бывало.
Только в передней звонок внезапно затрезвонил. Кто бы это мог быть? Они никого не ждали, и незваные гости исключались, поэтому и осталась у него Варька на ночь. Лаврушка дернулся испуганный, а она уже вспорхнула от него, заметалась по комнате, одеваясь.
– Кого бес принес? – захлопал вслед за ней босыми ногами по паркету и Фридман. – В такую рань!
Родителей ему только через месяц ждать. Приятели? Вчера лишь расстались. Соседи? Эти к нему, как отец с матерью уехали, не заглядывают.
– За тобой кто? – сунулся он к Варваре.
– Да кто же ко мне-то? – Варвара скрылась в ванной комнате.
– По чью же душу гость незваный, – пропел Фридман, морщась. – Из жэка, не иначе.
– Лавруш, я все-таки в ванной побуду, – закрылась на крючок Варвара и свет даже не включила.
– Сиди тихо. – Он нашел «домашки», захлопнул полы халата, пошел на кухню демонстративно, не торопясь, поставил чайник для кофе.
Все это время надрывался звонок.
– Повопи, повопи у меня, – приговаривал Лавр Павлович и величаво продефилировал к двери.
Гость был незнаком и внушал озабоченность. Уж больно серьезен, и при галстуке.
– Чем обязан? – спросил Фридман.
– Можно войти? – торкнулся вперед гость.
– Я не одет.
– Ничего. Я подожду. – Незнакомец уже втиснулся в квартиру.
– Ну что же, – потеснился Фридман, но не сдавался еще. – Милости, как говорится, просим, хотя, конечно, незваный да ранний гость, сами понимаете, хуже… Как это? Или я ошибся?
– Вы ошиблись.
– Из жэка?
– Не совсем.
– Тогда, может, с радостью? – схохмил Лаврушка от безысходности, совсем отступая от двери.
– Я по случаю. Здравствуйте, Лаврентий Павлович, – и незнакомец сунул ему под нос красную книжицу, на корочке он успел рассмотреть грозные щит и меч над надписью «удостоверение».
– Муракин. Владимир Иванович. Комитет государственной безопасности, – то ли шепнул втиснувшийся, то ли за него кто-то проговорил на ухо Лаврушке.
Тот растерялся.
– Вы не волнуйтесь. Я думаю, мы успеем пообщаться. Вы на кафедру не опоздаете, – продолжил гость. – Куда удобнее пройти?
– На кухню, – не забыв про Варьку в ванной, с трудом сообразил Лаврушка.
Гость, маленький, неказистый, лысый, глазасто огляделся, словно отыскивая нужные ему предметы. Даже носом повел, принюхиваясь. Задержался на сброшенном впопыхах Варькой халатике, выпирающем своей яркостью среди строгой темной полированной родительской мебели, на ее тапочках – дурочка, перепугавшись, босиком убежала, на пылесосе с проводом, так и торчащим в розетке. Крякнул, хмыкнул, утер нос кулачком и, не снимая черных поскрипывающих полуботинок, видно, новеньких еще, проскользнул на кухню, где совсем некстати на кофейном столике примостился Варькин носовой зелененький платочек. Он взял его осторожно, как обнаруженное невесть что значительное, и поднял двумя пальчиками к своему длинному птичьему носу с горбинкой.
