Брендон держал руку протянутой, спокойно улыбаясь, пока я не сдалась и не протянула ему свою ладонь.
Притворяясь, будто не чувствую жара от пронзительного взгляда Шантильи, я добавила:
– Эмери.
Вместо того чтобы пожать мне руку, он поцеловал костяшки моих пальцев. Теплое дыхание дразнило кожу, пока он не опустил мою руку.
– Я знаю.
Он смотрел на меня взглядом кота, наслаждающегося страхом загнанной в угол мыши.
Никаких угрызений совести.
Никакого чувства вины.
Ненасытный, ожидающий, когда его жертва умрет.
«Нужно было сбежать», – ругала я себя.
Тем не менее ноги мои оставались прикованы к свежеуложенному полу из эбенового дерева. Я заставила себя поднять взгляд и изучить его черты.
Ни капли узнавания.
Ничего.
Лишь блеск в глазах, которого я не понимала и который мне не нравился.
– Мы знакомы? – наконец спросила я, проклиная собственную дрожь.
Он кивнул на бейдж с именем, приколотый к моей груди.
– Ваше имя написано на нем.
Я позволила себе выдохнуть, рассмеявшись собственной паранойе и наконец одарив его неким подобием улыбки.
– Как вам вечеринка?
Официант забрал мою пустую бутылку из-под воды, пока я рассматривала Брендона. Плечи расправлены, на лице – улыбка. Внешность, как у кинозвезды. Он выглядел непринужденно, хорошо подогнанный костюм облегал его широкую фигуру, словно рыцарские доспехи, и он стоял с таким видом, будто этот зал принадлежал ему.
Лишь его костюм, пошитый не каким-то известным кутюрье, выдавал, что он здесь чужой, что влекло за собой вопрос: какого черта он показался мне знакомым?
Брендон пожал плечами и обвел зал указательным пальцем.
– Мне не нравится.
Мне следовало бы обидеться. В конце концов, я помогала планировать маскарад: и не так, как раньше, раздавая поручения и без того перегруженному папиному персоналу, а как низкооплачиваемый организатор мероприятий.
Всю последнюю неделю я провела, бегая по бухте Хейлинг: перепроверяла заказы цветов, участвовала в репетициях оркестра, ездила на автобусе в другой торговый центр после того, как заметила в бутике, где Шантилья велела мне закупить салфетки цвета яичной скорлупы, свою бывшую соседку Матильду Астор.
Она заставила меня вернуть всю партию в сто восемь штук, и мне пришлось купить салфетки оригинального бренда после того, как она выругала меня за мою некомпетентность перед всеми моими коллегами.
Затем она решила, что цвет новой партии неподходящий, заставила вернуть их и снова купить прежние.
Какой бы тяжелой работа ни была, она все равно ложилась на мои похудевшие, костлявые плечи.
И я гордилась.
Искренне.
Хоть и была измотана и жаждала окончания всего этого.
– Мне тоже, – я взяла целую ложку севиче из гребешков в кокосовом креме у вежливо улыбнувшегося мне официанта.
Он видел, как немногим раньше Шантилья орала на меня за то, что я посадила команду дизайнеров слишком далеко от стола Нэша. Как бы то ни было, я обещала себе не смотреть на него весь вечер, только если мне не понадобится убедиться, что я нахожусь на противоположной от него стороне зала, достаточно далеко, чтобы нельзя было различить цвет его костюма.
Кроме Брендона, Нэш был единственным мужчиной без маски. Это не имело значения, я бы узнала его и так.
У него была эта сила присутствия. Когда ты оборачиваешься через плечо, чтобы убедиться, что там никого, а он – на другой стороне зала, но ощущение, будто он – рядом.
Даже сейчас требовались все мои силы, чтобы забыть о его присутствии.
