– Розалия Ефимовна, не накличьте беду своими приготовлениями, – предупредил стоматолог. – Так жизнь устроена: человек предполагает, а Господь решает, – напомнила Блинкина. – Тебе тоже советую заранее позаботиться. Столько опасностей подстерегает.
– Премного благодарен. Я еще в своем уме, – ответил Дубняк и посоветовал. – Розалия Ефимовна, вам следует избавиться от курения. Никотин вреден для зубов, цвета коржи лица и организма в целом.
– Красоту ничем не испортишь, – усмехнулась она, пустив сизое кольцо дыма, а стоматолог подумал:
«Странная все-таки старушка, слишком сексуальная. В зрелом возрасте и в старости на гормональном уровне проявляются такие биопсихические расстройства. Похоже, что у Розы та же проблема, мадам с большим «приветом», чокнутая».
– Обязательно приди проводить меня в последний путь, – велела она. – Бросишь горсть земли на крышку гроба, помянешь, в синагоге поставишь свечку за упокой рабы божьей Розалии.
– Выкиньте из прелестной головы опасные, навязчивые и мрачные мысли и страхи. Не годится себя раньше срока хоронить. Вы бодрая, веселая оптимистка, еще меня переживете, – произнес он и подумал; «А ведь предчувствует свою гибель. На сей раз, тебя спасло то, что я «засветился» перед Рябоконь. И самое главное, что твои основные сбережения хранятся в банке. Довольствоваться малой добычей неразумно. Подожду, когда сама принесешь драгоценности, валюту в одну кучу. Вот тогда, старая курица, твои часы будут сочтены. Надо подумать, как лучше отправить к праотцам? Горький опыт с Лозинкой не удался. Очень необходим напарник, самому не управиться. Где же найти надежного помощника?»
– Сенечка, о чем задумался? – нарушила она его размышления.
– О бренности, скоротечности нашей земной жизни, – нашелся он с ответом и посетовал. – Мне скоро стукнет тридцать восемь, а почти не жил, а пахал, как вол. Кроме зубов, ничего не видел.
– Не грусти, будет праздник и на твоей улице. Надо жить ярко, весело, не отказывая себе в удовольствиях, – призвала она с блеском в охмелевших от вина и желания глазах.
Они возвратились в гостиную. Дубняк наполнил ее фужер шампанским, а свой – коньяком и с оптимизмом произнес.
– На посошок. Пора и честь знать.
– На брудершафт, – предложила она. Переплели руки, выпили. Юбилярша сложила трубочкой губы в ожидании его пылкого поцелуя, но он увернулся, уткнувшись губами в ее щеку.
– Эх, Сенечка, какой ты упрямый, – упрекнула она и своим тщедушным телом преградила путь к двери. – Не пущу, уже поздно. Предлагаю брейк-кофе с тортом «Черный принц».
– Обойдусь без брейка и кофе.
– Куда же ты, я так надеялась?!
– Надейтесь и ждите. Ваш рыцарь на белом коне или «Мерседесе» задержался в дороге. Кто терпеливо ждет, тому воздастся и на земле, и на небесах, – обнадежил он, сожалея, что вечер в обществе старой куртизанки прошел впустую и роль свадебного генерала ему претит.
– Ты такой аппетитный, обаятельный мужчина, что я готова взять грех на душу, – не унималась она.
– Розалия Ефимовна, вы же говорили о материнской любви?
– Это и есть материнская любовь, чистая и целомудренная, – возразила Блинкина. – Когда женщина искренне любит не только душой, но и телом, то это нельзя считать грехом.
«Вот, до чего договорилась. Надо подальше держаться от этого любвеобильного сокровища, – подумал Дубняк. – На ладан дышит, а жаждет наслаждений. А того, не поймет, что от нагрузки и бурных эмоций может скончаться. Присосалась, как пиявка, хочет взять меня жалостью, измором. Коль сорвался и этот план, то надо быстрее уносить отсюда ноги».
