Ответ на вопрос, можно ли воспринимать древних жителей Месопотамии как живых и понятных нам людей, в значительной мере определяет наш способ интерпретации написанных ими текстов.
Я не готов подписаться под утверждением, что дух древней Месопотамии чрезвычайно далек от нашего, так что мы не можем достичь его понимания. Этот взгляд чрезвычайно распространен, в особенности относительно месопотамской религии. По моему мнению, человеческий род обладает общим для всех «базовым софтвером», который приобретает тот или иной специфический внешний вид в зависимости от местных особенностей и традиций; и я думаю, что это в той же мере применимо к древним ближневосточным народам, сколь и к современному миру. Конечно, среда обитания каждого отдельного человека оказывает на него существенное, а иногда и подавляющее влияние; чем более замкнута община, тем более консервативны ее члены. Но в более широком ракурсе все эти различия можно считать в основном косметическими, зависимыми от общества, и в каком-то смысле поверхностными. Возьмем, к примеру, все тот же роман Джейн Остин «Гордость и предубеждение». С точки зрения современного общества, описываемые в нем человеческие характеры внешне выглядят несколько странными, с их подчинением общественным условностям, правилам поведения и религиозным обычаям; но их мотивы и поступки (да и все их человеческое содержание) нам очень близки и понятны. И это остается верным, сколько бы мы ни перепрыгивали в прошлое через времена и эпохи: при Шекспире, и при Чосере, и в то время, к которому относятся таблички из Виндоланды[26], и при Аристофане – и вот мы уже оказались в эре до Р. Х. Длинный ряд переодеваний одного и того же персонажа. По-моему, авторов древних клинописных табличек надо рассматривать в телескоп, приближая их к себе насколько возможно.
Если считать, что тексты на табличках должны ответить нам на вопрос, насколько близки и понятны нам их авторы, то следует также признать, что этот ответ всегда будет оставаться неполным. Для начала, далеко не всякий вообще имел голос. Далее, очень большой процент наших табличек составляют официальные тексты, заполненные стандартными оборотами, подчиняющиеся традиции, а часто и политической тенденции. Ассирийские военные походы, например, представлены на величественных глиняных призмах как последовательность непрерывных побед, всегда с огромной добычей и минимальными потерями среди ассирийских солдат; эти отчеты историкам надо читать с тем же вниманием к тому, что скрыто между строк, что и донесения журналистов нашего времени.
Самыми информативными поэтому являются документы, относящиеся к каждодневной жизни людей, неформальные, подверженные эмоциям и отражающие человеческое общение, в противоположность документам официального характера. В этом отношении наибольшего внимания заслуживают две категории табличек: частные письма и поговорки.
Частные письма дошли до нас в очень большом количестве – по той причине, что они писались на маленьких табличках, помещающихся на ладони; такие таблички реже разбиваются и лучше сохранились, чем большие официальные таблички. При чтении этих писем, например тех, которыми обменивались купцы, негодующие друг на друга за задержки в поставках или в оплате товара, нам иногда кажется, что мы подглядываем в замочную скважину [17]. Вкрадчивость (я так беспокоюсь о тебе!)
