– Никто не устоит перед соблазном угоститься такой ягодкой, уж поверь мне, госпожа. – Все с тем же невозмутимым видом знахарка отщипнула золотистую виноградину с самой верхней грозди и, положив ее в рот, причмокнула: – Изумительный вкус! – Заметив отразившийся в глазах Таусер испуг, поспешила успокоить: – Я же предупреждала, госпожа: снадобье, которым я пропитала виноград, опасно только для находящегося в чреве матери плода. Всем же остальным золотистые сочные ягоды ничем не грозят. Не желаешь ли сама испробовать и убедиться?
Таусер не пожелала: подхватив со стола корзинку со «смертельными дарами», она поспешила покинуть хижину Эннаны.
– В случае успешного исхода моей задумки ты получишь обещанные мною сто драхм! – пробормотала Таусер уже на ходу.
…Следуя мимо озера с гнездовьями фламинго, Таусер лихорадочно размышляла: «Каким образом доставить виноград во дворец так, чтобы он оказался потом именно в покоях Нефрури? Подкупить кого-нибудь из служанок?… Опасно: впоследствии ее показания могут обернуться против меня… Что ж, тогда остается единственный выход – навестить наложницу эрпатора самолично. А почему бы и нет? Предлог сыщу: пожелала, мол, справиться о ее самочувствии. Вот заодно и угощу „виноградом, выращенным в собственном поместье…“»
* * *
Самочувствие Нефрури ухудшалось с каждым днем. Все обитатели дворца молили Исиду ниспослать молодой женщине сил, дабы она смогла преодолеть невесть откуда свалившийся на нее недуг. Пока же, увы, никаких изменений в сторону улучшения не происходило.
Даже Пент, опытный придворный врачеватель, не мог, сколько ни тщился, определить причину недомогания наложницы эрпатора и посему вынужден был остановиться на предположении, что она просто слишком молода и хрупка для столь ранней беременности. Не теряя тем не менее надежды поднять девушку на ноги, Пент практически неотлучно находился подле ее ложа, но та по-прежнему почти не вставала и категорически отказывалась от еды.
Тея переживала болезнь Нефрури, словно собственную, и чуть ли не ежечасно посылала прислужниц справиться о ее здоровье. У одной только Таусер недомогание юной наложницы вызывало чувство потаенной радости. Мысленно она уже предвкушала гибель не только плода, но и смерть самой девушки, однако в присутствии Теи, искусно притворяясь, без устали сокрушалась и причитала как о состоянии Нефрури, так и о возможном отражении ее недуга на здоровье не рожденного еще наследника эрпатора.
В итоге, несмотря на молитвы обитателей дворца и неустанные хлопоты доктора, ближе к концу осени Нефрури родила мертвого младенца. Роды, вдобавок ко всему, оказались преждевременными, и Пенту стоило больших трудов и усилий спасти жизнь хотя бы самой роженицы.
Тутмос и все его царственные родственники глубоко скорбели о случившемся. В связи с трагической утратой долгожданного наследника в Инебу-Хедже был даже объявлен специальный поминальный день, и все горожане дружно потянулись в храм Осириса, дабы вымолить у того снисхождение к совершенно невинному существу…
Таусер же ликовала: ее план сработал! Нефрури хотя и осталась жива, но после продолжительной болезни и тяжелых родов изрядно подурнела и ослабела.
Тем временем Тея, выдержав положенный сорокадневный[33] траур, начала всерьез задумываться о поисках для Тутмоса жены. Причем, исходя из печального опыта с Нефрури, жены физически крепкой и не моложе пятнадцати лет, дабы та могла производить на свет здоровых и жизнеспособных детей.
