Виталька хмыкнул:
– А ты видел ее фотокарточку, когда она девчонкой была? Платье чуть не до пяток, кружева всякие, бант на спине, ботинки высоченные с пуговицами. Попробуй поваляйся.
Я пожалел тетю Валю, которая лишена была такого удовольствия, сладко вытянулся на ковре и опять погладил его.
– Как живой, да? А мы его, бедного, палками…
– Ничего, – утешил Виталька. – Зато чистый стал… А мы с тобой – наоборот.
Он согнул потемневшую от пыли руку и подул на нее. А я увидел на его локте красную капельку.
– Смотри, поцарапался, – сказал я.
Виталька улыбнулся и тронул каплю мизинцем. Она разломилась пополам, выпустила прозрачные крылышки и улетела в густую траву.
– Божья коровка, улети на небо… – запоздало сказал Виталька.
– А по правде они могут на небо улететь? Высоко, как самолеты? – спросил я.
– Не-а, – сказал Виталька. – Им зачем? Они же травяные жители.
– Ну а если захочет? Вдруг захочет?
– Она не захочет, – сказал Виталька. – Это ты, может, захочешь, потому что ты человек. А она же просто так, божья коровка.
Я лежал, раскинув руки. Левая ладонь оказалась в траве, и между пальцами попал высокий стебелек одуванчика. Я машинально теребил его, а сам думал вот о чем: если бы я даже был божьей коровкой, все равно попробовал бы лететь выше и выше. Конечно, там на высоте давление другое, холод, воздуха мало, но я летел бы, пока хватит дыхания.
Я представил, что вот так, лежа на спине, начинаю медленно подниматься к одинокому облаку, насквозь просвеченному июльским солнцем.
Показалось мне, что шевельнулась под ковром земля, а все пространство слегка сдвинулось. Так бывает, когда голова на миг закружится. Стебель одуванчика, который я держал, скользнул вниз, пушистая головка проскочила между пальцами, растеряв семена. Потом я увидел, что уходит вниз рассохшаяся бочка, стоявшая неподалеку.
– Мама! – заорал я и бухнулся в траву.
Крепко бухнулся. Потому что от ковра до земли было уже метра полтора…
Даже сейчас, когда я вспоминаю тот случай, мне делается неловко. Ведь что ни говори, я испугался и бросил Витальку. И слегка утешает меня лишь то, что Виталька поступил так же: заорал и плюхнулся на землю. Только с другого края ковра.
Мы сидели в примятой траве и перепуганно таращились друг на друга.
– Ты чего? – сказал Виталька.
– Чего “ты чего”? – сказал я.
– Как это ты? – спросил он.
– Я никак. Я ничего, – ответил я, потому что понял наконец: Виталька думает, что это мои шуточки.
Ковер плавно, как большой бумажный лист, опустился между нами. Я икнул и сказал:
– Это он.
Виталька задумчиво осмотрелся, зачем-то заглянул под ковер и опять вопросительно уставился на меня. В моей голове стремительно прыгали всякие догадки и фантастические мысли: “Может, было незаметное землетрясение и нас плавно тряхнуло?.. Может, у нас обоих сон или гипноз?.. Может… Может…”
А что “может”, в конце концов?!
Я опять икнул и спросил Витальку:
– Попробуем?
– Н-ну… давай… – сказал он без восторга.
Мы осторожно, как на горячую плиту, сели на ковер.
– Н-не поднимается, – сообщил Виталька.
– Значит, показалось.
– Обоим?
Я икнул третий раз и потер ушибленное место. Ничего себе “показалось”.
– Ты чего-нибудь делал, когда он… это самое? – шепотом спросил Виталька.
– Ничего я не делал. Я о нем даже и не думал совсем.
– А о чем думал? – требовательно спросил Виталька.
– Сейчас… Ну, кажется, о божьей коровке… Долетит она до облака или нет.
