Поглаживает мои бедра, унося из кровати. На которой алым пятном багровеет след моей утраченной невинности. Прямое доказательство того, что обратной дороги нет!
– Я… Сама…
Покачиваюсь, когда Давид опускает меня в ванную.
Но он будто и не слышит. Придерживает меня одной рукой, второй регулируя воду.
А там, внутри, все горит! Удивляюсь, как я вообще способна сдвинуть ноги вместе! После вчерашней ночи я, наверное, и сесть не способна!
Складочки дрожат и пульсируют. Чувствую, как снова выделяется влага.
Но… На внутренней стороне бедер запекшаяся кровь. Нужно смыть. Очиститься. И меньше всего я хочу делать это при нем!
– Давид. Пожалуйста. Мне нужно… Остаться здесь одной…
Бросаю на него умоляющий взгляд.
– Больно?
Он возвышается передо мной всем своим огромным могучим телом.
Вспыхиваю снова, понимая, что Давид возбужден.
Его огромный орган уже торчит вверх. В тугих венах, оплетающих каменный ствол, черными толчками бьется кровь…
Мягко проводит рукой по моему животу.
И я вздрагиваю. Жар снова растекается по венам…
Опускает руку ниже… Плавно раздвигая мои губы там….
– Давид!
Выдыхаю, резко сжимая ноги.
– Саида. У тебя больше не может, не должно быть от меня секретов!
Его рука не останавливается. Двигается дальше. Глубже. Пальцы плавно раздвигают мои складочки… Добираются почти до самого лона…
– Тем более, таких. Я должен знать, как ты себя чувствуешь. Я не должен был повредить тебя, но…
– Все в порядке, – шепчу, прикусывая губу.
Все саднит. Мне кажется, что меня до сих пор распирает огромный член, на который он меня нанизывал раз за разом. Но… Там точно ничего не повреждено!
– Нужно смыть кровь.
Давид переступает бортик ванной.
Напряженно смотрит в мое лицо, и вдруг резко становится на колени.
– Я буду нежным, – выдыхает сквозь зубы со свистом, выдавливая на руки гель…
Оххххх…. Он что? Сам собрался меня мыть? Нееееееет!
Давид.
Теплая. Разомлевшая. Охиренно сладкая.
Смущается. Закрыться пробует. Во мне зуд по всей коже проносится, когда понимаю, как хочется ей сбежать!
Не понимает, глупая. Маленькая.
Какая она сейчас желанная!
Близкая. Разомлевшая. С перепутанными после нашей страсти волосами. С лихорадочным блеском после того, как брал ее, в глазах! С этим румянцем и распухшими от моих губ губами… Они теперь цвета совсем спелой вишни… Почти черной… И… твою мать! Еще вкуснее! Еще ароматнее! Еще больше манящие, чем прежде!
Член подпрыгивает. Не просто встает колом. Сдавливает на хрен все внутренности. В мозгах звенит от того, как ее хочу, еще сильнее, чем в яйцах.
Нежная моя. Трепетная. Такая страстная! Такая настоящая, такая искренняя в том, как отдавалась! Без капли притворства или жеманства.
Я эту чувственность жрать готов снова и снова. И не насытиться.
Глупая.
Стесняется.
Не понимает еще, как прекрасна. Какая она желанная. Как мозги мне сносит от одного ее вот этого утреннего запаха. От того, что она так близко и разомлевшая.
Приходится прикусить внутреннюю сторону щеки. Крупно. Серьезно. До крови.
А ребра проламывает ударами.
Потому что моя!
Моя любимая. Моя женщина! Моя жена!
Моя, моя, моя!
Вся моя. Без остатка!
Не потому, что завладел. Украл. Присвоил.
Ни хрена! По тому, что в глазах ее видел! И вижу! По тому, что слышу в каждом ударе ее сердца! В каждом всхлипе, когда она извивалась подо мной! В моих руках!
И стер бы пальцами сейчас это ее глупое смущение.
Заласкал бы. Зацеловал бы так, чтобы снова ее глаза пьяными, одуревшими стали!
