Краденое солнце - страница 7



– А слуга ваш не выйдет к ужину? – спросила у Бачи хозяйка.

– Болен, спит, – отвечала Бача, и колени ее под столом задрожали. Тайный принц Прокопов тут же ободряюще толкнул Бачу под столом ногой и промолвил:

– Не волнуйтесь, хозяюшка, мы ему отнесем.

Кристиан фон Диглер завел горе свои прозрачные остзейские глаза, и на лице его читалось, как в книге: «О презренные свиньи, жрущие в номере!»

Герасим Василич и в самом деле прихватил с собою в номер пирог с рыбой и кружку пива – «а что, деньги-то плочены». В номере он поставил снедь на подоконник, прикрыл покойника покрывалом, чтобы Бача не пугалась, и сбежал – договариваться. Бача опустилась в кресло, взяла газету. Сумерки сгущались, но у окна буквы еще было видно. Газета рассказывала про то, как прусский король посетил в Берлине новую церковь, и про то, что граф Фридрих Казимир фон Левенвольде получил какой-то почетный чин или орден – в сумраке не разобрать – в городе Темишоары.

Бача судорожно вздохнула – не то чтобы она прежде как-то определенно представляла себе свой путь до Вены. Когда решилась ехать – думала: «Беги, а куда – сердце само подскажет, ты, главное, беги». Проклятый Джиро Оскура, это его кровь. Бача думала явиться к Фрици фон дер Плау, возможно, сесть с ним играть – где он там в Вене играет, или просто действовать по наитию… Она не знала, не знала, как собирается поступать – но ты беги, не останавливайся, сердце подскажет тебе, куда бежать…

– А вот и я! – в дверь просунулась голова тайного принца, а потом и весь он зашел, с мешком в руках, – Не грусти, красавчик! Ждут нас, давай, помоги мне, – и Герасим Василич, не раздумывая, развернул покойника от покрывала и ногами вперед стал толкать в мешок, – Да подними его, что ты ждешь?

Бача трясущимися руками подняла середину негнущегося тела, и сообщник ее споро, явно не в первый раз, натянул на труп мешок и мешок завязал веревкой:

– А теперь понесли! Ты голову, я ноги. Мне врачишка наш на радостях телегу выдал, ждет внизу. Он сам не свой стал, как услышал, что покойнику и дня нет, – весело и бодро Герасим Василич подхватил тело за ноги, кивнул Баче, та взялась за плечи, что ли, – Ты же сам лекарь, что же ты трясешься? – удивился Герасим Василич.

– Я только начал учиться, – пояснила Бача блеющим голосом, – Как же мы понесем, там в гостиной люди?

– Да спят они все, как куры – стемнеет, и все уже на боковую, – беспечно пояснил тайный принц, – правда, шел я сюда – повстречал в коридоре миллионщика нашего, фон Диглера, тот в шляпе, с тросточкой, и на меня смотрел как на говно, а сам небось туда же, к Паливцам, других-то мест у них нет.

Герасим Василич приоткрыл дверь, выглянул, махнул рукой – и они понесли. По коридору, по лесенке, по полутемной гостиной – на улицу, на телегу, и сразу же под рогожу. Герасим Василич уселся на телегу, взял вожжи, цокнул:

– Нно! – и кивнул Баче, – Запрыгивай, красавчик!

Бача села на край телеги – выходит, покойнику в ноги – и телега поехала. Милейший городок был Волковыск, особенно в темноте, и хорошо, что быстро закончился, и телега выехала на окраину. В дороге Герасим Василич болтал ногами и даже пел – такой он был оптимист. Бача все пыталась унять скачущее сердце – ей мерещилось, что из темноты вот-вот вышагнет по их душу полицейский патруль.

– Вон гнездилище его, – тайный принц кивнул на беленый скромный домик, – А вон и он сам, ждет, трепещет, не терпится ему, душегубу.