– Ты где была? – Встретила ее мама, суетившаяся возле кухонного уголка.
– Гуляла, – осторожно выдала Алекса, но тут же продолжила более дружелюбно: – Чем тебе помочь?
– На-ка, расставь посуду по столу.
Наблюдая за родительницей, которая в этот вечер оказалась особенно красивой в приталенном платье винных тонов и с праздничным макияжем, девочка взяла посуду и принялась неспешно раскладывать тарелки из белоснежного французского фарфора по темной тверди столешницы.
Мелани очень дорожила этим сервизом, подаренным ей матерью из закромов семейных сбережений еще в те времена, когда общение между ними имелось. Тончайшее стекло покрывало ореховое дерево так, словно бурую землю – белейший первый снег, которого Алекса никогда не видела вживую. Красота контраста настолько заворожила девочку, что она забыла о матери, вдруг отложившей все дела и следившей за плавной задумчивой дочерью излишне внимательно, буквально впитывая каждый ее жест. Когда же мечтательница вспомнила, что в комнате не одна, то вздрогнула и подалась назад, едва не утянув с собой часть антикварного фарфора.
– Осторожно! – Рявкнула Мелани, очнувшись.
Внезапно мир дрогнул и расслоился множеством контуров, а вокруг лампочек заплясали тысячи разноцветных искр. Очень плавно, едва осознавая свое тело, девочка наклонила голову и принялась разглядывать новую реальность. Золотистый шиммер обволакивал теперь искрящейся пудрой каждый источник света. Алекса обернулась на елку и замерла от благоговения, настолько великолепной оказалась та. Девочка вернула взгляд затуманенных карих глаз на мать, ставшую невыносимо несчастной и грустной в этот момент. Губы женщины стали узкими и опустились уголками вниз, как у голодной собаки, а между бровей залегла глубокая складка, прибавив обладательнице лишних пару десятков лет. А еще заболела голова. Алекса принялась растирать лоб между бровей, ощущая в этом месте неподъемную тяжесть.
– Не-ет, только не сейчас… – Отчаянно протянула мать и закричала в лестничный проем: – Оливер, ты нужен!
Тон супруги не оставлял времени для раздумий, и глава семьи, бросив недовязанный галстук на кровать, пулей вылетел из спальни. Слетев по лестнице в гостиную, он замер от увиденной картины. Безвольно опустив руки, Алекса зависла пустым взглядом в елке.
– Кто на этот раз? – Спросил он, стараясь двигаться теперь медленно.
– Никто, – растерялась супруга. – Я? О, боже, я! Но я же… Она вернулась с улицы, может там?
Крупные слезы сорвались из уголков ее глаз, и женщина, обессилев, тяжело уселась на стул, испугавшись собственных мыслей.
– Не важно, – отбросил рассуждения глава семьи и повернулся к дочери. – Алекса, милая, идем, я провожу тебя в комнату.
Свободно отдавшись во власть отца, девочка побрела по лестнице на второй этаж, на ходу рассматривая странные контуры привычных предметов. Наконец, вокруг все заполнилось мягким песчаным сиянием, и Алекса очнулась в своей комнате. Она сидела на кровати, внимательно рассматриваемая отцом, застрявшим в дверях.
– Пора, да? – Догадалась дочь, тепло улыбнувшись. – Запеканка ждать не будет.
Под хохот главы семьи они спустились назад в гостиную, откуда вышли буквально несколько минут назад, но теперь готовые к душевному празднику.
– Мам, ты просто невероятно красивая! – Просияла Алекса, восхитившись высокой прической родительницы, но тут же заметила легкую припухлость век родных глаз. – Что случилось? Ты плакала?
