На следующий день Александр был занят, у него была суточная смена на основном месте работы. Проведать новую знакомую, а заодно получить очередную порцию садистского удовольствия он решил в понедельник, ближе к вечеру.
Хорошенько выспавшись после «суток», он весь день провел, лежа на диване перед большой плазмой, просматривая новые диски со своими любимыми ужастиками. Как страстный любитель подобного жанра он специально откладывал на потом просмотр купленных по случаю новинок, считая, что хорошее кино нужно смотреть не спеша, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой. Откуда он знал эту фразу, точно не помнил, но считал ее очень верной, правильно описывающей подход к фильмам. Да, хоррор он любил больше всего. Возбуждал он, конечно, не столь сильно, как реальные делишки, но именно в нем его извращенный ум находил много такого, что приятно щекотало расшатанные болезнью нервы.
А нервы у тридцатилетнего мужчины были не в лучшем состоянии. Точнее, не сами нервы, а общее состояние его нервной системы. Она представляла собой качели. Туда-сюда, туда-сюда. И так на протяжении многих лет. Хотя, по правде говоря, ему больше нравилось другое сравнение – американские горки. Когда, добравшись до самой верхней точки подъема, на миг там задерживаешься и ощущаешь ни с чем не сравнимый восторг, в следующую секунду летишь вниз головой в пугающую бездну, абсолютно не зная, что там тебя ждет.
Правда, сам Александр с прискорбием признавал, что падение в бездну захватывает только в самом начале, поскольку затем обычно начинаются серьезные психологические проблемы. Самая худшая из них – жесточайшая черная депрессия. Ее он ненавидел всеми фибрами души, поэтому боролся с ней как мог. В какой-то момент он даже согласился пить эти чертовы таблетки, которые ему прописал лечащий врач психиатр.
Только вот даже они помогали не всегда. И тогда он шел на крайнюю меру – начинал принимать психоактивные вещества. И первым в линейке таких «лекарств» стоял амфетамин. Он быстро давал ему прилив сил и отлично улучшал настроение. Но была в нем и большая потаенная опасность: всякий раз, как только он пытался с него соскочить, тут же возвращалась депрессия. Тогда он действительно оказывался на самом краю пропасти, почти беспросветно думая о суициде.
Александр знал, что причина его душевного расстройства – болезнь, которую он унаследовал от матери. Та тоже имела схожие психические проблемы, правда, в отличие от него даже не пыталась с ними бороться, почти беспросветно пребывая в молчаливо-угрюмом, подавленном состоянии. К врачам мать не обращалась принципиально, заливая проблемы крепким дешевым алкоголем. Улыбалась она редко, зато если вдруг на нее нападал приступ безудержного веселья, то все – держись округа и соседи по подъезду. Пьянки-гулянки могли длиться неделями, пока не заканчивались все припасенные заранее деньги. Тогда загул резко заканчивался и мать уходила в себя, становясь вначале молчаливой, а затем – злой. И тогда наступала финальная фаза отходняка: она окончательно отстранялась от мира, переставала ходить на работу, а в ее глазах застывало одно-единственное выражение – смертная тоска. «Смертная тоска на меня напала, сынок, – жаловалась она сыну, поскольку, кроме него, в такие периоды ни с кем не общалась. – Совсем жить не хочется. Так бы и наложила на себя руки, да только ты меня в этом мире и держишь. Маленький ты еще». И однажды, когда он уже подрос, она все же решилась и сделала шаг в неизвестность…
