Не то чтобы Павел боялся. Всю жизнь до этого момента его готовили к этой службе, учили лучшие почетные граждане города. Его личный наставник Владимир Наумович Приходько рассказывал сотню раз про службу в армии. Спецкурсы и интерактивные экскурсии десятки раз разъясняли ему суть и мелочи службы. Так что нельзя сказать, что он страшился неизвестности. Но все-таки он волновался.
Волновался в том числе за Аэлиту. В момент активации ее сознания она не смогла сразу стать взрослым ИИ, и дядя Глеб оставил ей юношеский возраст. Папа подобрал на складе для нее тело андроида, который испытывал капсулы транспортной сети на прочность. А мама настояла, чтобы ей сделали хорошую женскую фигуру из спецполимера. Так что внешне она получилась довольно милой. Проблема была именно в том, что наделал сам Павел – в несовершенстве ее мозга. В то время когда обычные ИИ могли загружать себе в мозг приличные объемы знаний за считанные часы, ей приходилось заучивать информацию, считывая ее с терминала. Хотя ассоциативные связи выстраивались у нее быстро, и она часто шутила, в том числе над собой, и Павел улыбался, если не вспоминал о причинах ее затруднений.
Общеобразовательная школа была для Аэлиты не очень удобна. Все программы были разработаны для человеческих детей, и некоторые вещи она знала с рождения, а некоторые не могла понять без долгих пространных пояснений Павла. Зато курс классической литературы, которую он не любил, – пока пояснял Аэлите – сам все понял. По сути, для нее ему пришлось частично заменять наставника, которого после принятия закона о гражданстве ИИ выдал ей профильный комитет. Этот ИИ по имени Кетлин, занимавшийся подготовкой пилотов к космической программе, имел в памяти все необходимые педагогические знания. Но Аэлита была не обычным андроидом. Поэтому, хоть в законе и говорилось про обязательное опекунство ИИ, фактически опекуном Аэлиты оставался Нефедов-старший и помогавший ему Павел, и ее оставили в семье. Павлу казалось, что Кетлину это очень не нравилось.
Как вы понимаете, Пал Палыч был неплохим криптопрограммистом. Он мог виртуозно обращаться с программами подбора и настройки нейросетей, составляя сложнейшие самообучающиеся утилиты для взлома криптоканалов или проектирования новых нейросетей под конкретные задачи. Делал он это лучше, чем специалисты с нейроинтерфейсами. Но низкоуровневая матчасть у него хромала, и Аэлита долго объясняла ему подробности работы старых бинарных команд ассемблера и нюансы работы современных молекулярных подложек квантовых компьютеров.
Можно сказать, что он любил ее как сестру. Но память про его поступок тяготила и мешала нормально жить. «Кажется, папа был прав», – подумал он. И последствия могут быть намного хуже любого поступка.
Он по-прежнему стоял в промзоне и смотрел на блок КАЭСКОР – корпуса стражей коммунистической революции. На стене корпуса было черно-белое фото мужчины с острой бородкой. Почему-то его не заменили современными произведениями. Это было полувоенное ведомство, про которое ходило много слухов в школьной среде. Формально КАЭСКОР – это ядро партии, он отвечает за командование армией и управление государством до его отмирания и установления коммунизма на всей планете. Как раз сотрудники КАЭСКОР приходили к папе после выходки Павла-младшего. Они тогда ушли, проговорив с ним несколько часов. Но многие поговаривали, что внутри этого здания у них и происходят самые нехорошие вещи. Например, людей лишают права на работу. А иногда даже лишают свободы!
