Впрочем, учитывая даже это непреложное правило, при острой необходимости, если бы таковая вдруг возникла, Славка смог бы доступно и главное аргументировано доказать любому и каждому, нужность этого перерыва в работе. Причем сделал бы с изяществом бескомпромиссного полемиста. Для начала Славка обратился бы к народной мудрости и выдал что-то вроде того, что всех денег не заработаешь, как нельзя объять необъятное. Затем, в продолжение, многозначительно похлопав себя по спине, не преминул бы вспомнить добрым словом свою матушку, родившую его без стальной арматуры в позвоночнике, а потому он, Славка, не намерен ломаться из-за какого-то там… Далее бы последовала длинная и прочувствованная тирада из сильных и даже пронзительных, но не печатных слов и выражений, затрагивающих непосредственно личность хозяина, а также, отчасти, его близких родственников. Финалу же его пламенной речи, наверняка позавидовали бы ораторы всех времен и народов. До Славки в ораторском искусстве, равно как в искусстве убеждения, существовали два распространенных приема заканчивать публичные выступления: умеренный и радикальный. «С нами Бог!» – говорят умеренные, сходя с трибуны, полагаясь на Всевышнего в своей борьбе с оппонентами. Радикалы же, на протяжении всего выступления последними словами костерят недругов, а в завершающей стадии выступления приводят самые убийственные для них доводы. Славке удалось почти невозможное! Он гармонично объединил два этих классических приема в один. И сделал это с присущими ему изяществом и лаконизмом. Более чем красноречивая комбинация из согнутых в локтях рук, и одномоментно наложенных одна на другую, вполне претендовала на сакральность, а произнесенная при этом телодвижении искрометная фраза: «Вот тебе!» – мгновенно повергала его воображаемого визави в немощь. А потому как в данный момент нужда в обосновании большого перекура отсутствовала, и к тому было слишком жарко, Славка покинул свое рабочее место молча.
Подсобник Славки – пожилой юноша с нездоровым румянцем на лице и неистребимым огнем в глазах, лишь из-за уважения к его сединам, величаемый в бригаде Аркадьичем, в предчувствии «большого перекура», уже с полчаса без энтузиазма ковырял подзахрясший на солнце раствор. Дождавшись заветной минуты, с готовностью отбросил свое орудие труда и поторопился за каменщиком в хозяйский сарай, служивший строителям бытовкой.
Тем временем, и плюс еще пятнадцать минут, другая пара, каменщик Василий, из «покуда завязавших» и его молодой подручный, студент Витька, продолжали трудиться «в поте лица». Вернее будет сказать – лоснилась спина от выступившей влаги у Витьки, едва успевавшему подбрасывать каменщику кирпич и подносить ведра с раствором. Василий, как могло показаться со стороны, работал без видимого напряжения: не спеша, стелил раствор, шлепал на него кирпич за кирпичом, подстукивал, подравнивал, и казалось, не думал прерывать свою ритмичную работу. Витька, зауважавший Василия за проявленные в последнее время, говоря словами самого каменщика, «силу, волю, карактер», уже пожалел, что тот бросил пить и не пошел вместе со Славкой и Аркадьичем в сарай. Однако напомнить каменщику о перекуре постеснялся и в очередной раз схватился за дужки ведер.
– Погодь, – отложил мастерок Василий. – Давай, тоже покурим.
Облегченно вздохнув, Витька опустился на стопку кирпича там, где стоял.
