– Даже бедный не есть плёнку мяса голени. Когда ешь мясо икры, не говори, что ты богатый! – и бросила кусочек мяса голени в огонь.
Поминальный ужин прошёл в тишине и печали.
Через день после похорон Холурааш встал рано утром. Ему было тоскливо и одиноко. Люди всё еще подъезжали с табаком, аракой – молочной водкой, чтобы выразить свои соболезнования отцу и бабушке. Он ушел из аала, выгоняя ягнят, козлят и телят на пастьбу. Потом оставил скот и побрел в сторону кладбища. Над телом матери тучей кружились грифы, вороны и коршуны. Солнце уже поднялось высоко. Холурааш забрался на холм и увидел, как из лощины взмыли в небо чёрные грифы. Он и раньше любил наблюдать за птицами, которые очищали окрестности от останков павших животных. Дорогу к пиршеству им указывало вороньё. Увидит гриф скопление ворон и камнем падает вниз. Казалось, что птица разобьётся, ведь она кружила так высоко в облаках, что её не было видно с земли. Поэтому, завидев ворон и сорок возле падали, ребятня начинала смотреть в небо, ожидая падения грифа. Перед самой землёй гриф раскрывал могучие крылья и мягко садился возле жертвы, вспугнув назойливых ворон. За первой птицей прилетали другие, которые с шумом и дракой приступали к пиршеству. После драки оставались огромные перья, которые подбирала ребятня. Их вплетали в свой головной убор шаманы. Несколько перьев хранил в юрте и Холурааш. Араты не любили грифов за то, что птицы в отсутствие падали могли унести живых ягнят или козлят. А что было делать? Нельзя даже разорить гнездо грифа, потому что гнездились эти птицы высоко в горах, высиживая одного-двух птенцов.
Сегодня Холурааш увидел чёрных грифов… Он пошел быстрее к большому караганнику в Доргуне, где лежало что-то огромное, завернутое в белое. Холурааш бросился вниз бегом – и вдруг остановился: это белое было его мамой. Он подошёл, встал на колени, низко склонил голову. Длинные волосы мёртвой женщины разметались по земле. Откуда-то взялся ветер-вихрь! Край покрывала, подхваченный ветром, открыл необыкновенно распухшее лицо Чинчи. Трудно было разглядеть черты родного человека в этом лице. Кто унёс мамину красоту, её нежность, её любовь? Куда всё подевалось?
Холурааш стоял возле матери, а черные грифы, вороны и коршуны с криком кружились над ним… Кожа на его голове будто съёжилась от страха. Он попятился, потом повернулся и со всех сил помчался прочь. Только на самой вершине горы он остановился передохнуть. Холурааш сильно вспотел, его бил озноб, а зубы громко стучали. Мир вокруг казался мальчику грязно-жёлтым, точно погружённым в мутную воду.
Кое-как спустившись с вершины, он навзрыд плакал, причитал, резко взмахивал руками, будто просил мать вернуться из мира мёртвых. Ярко засияло солнце, хрустально засверкали ледники на вершине Монгун-Тайги, в чистом небе пролетали турпаны, а Холурааш продолжал плакать в одиночку. Никому не было дела до мальчика, потерявшего мать! Пасущаяся черная кобыла с маленьким жеребёнком робко подошла к нему. Он обнял её за морду с плюшевыми губами и быстро заговорил:
– Кара-Доруг, как мне вернуть мою маму, мой конь? Я очень просил всех вернуть маму. Так горячо молился всем богам, хозяевам всех трёх миров, даже Эрлик-Хаану – хозяину ада.
Лошадь стояла смирно, она, не шелохнувшись, слушала ребёнка, потому что сама была матерью. Иногда она слизывала нежными губами солёные слёзы Холурааша и всхрапывала вместе с ним.
