Брендан, кстати, ещё один талант выказал, помимо прочих. Смотрел раз, как юноши на палках между собой бьются, не выдержал. Взял шест и показал… Да так, что все свободные от работы люди сбежались посмотреть на искусство невиданное. Гудит воздух, просто рвётся от гибкого наконечника простой палки. Простая деревяшка, а, оказывается, может быть страшным оружием в умелых руках. Загорелись юноши, попросили обучить их искусству невиданному. Князь тоже заинтересовался. Добро дал.
Так дни за днями и летели. Долго ли, коротко ли, а пахнуло с моря густым солёным ветром. Снег стал рыхлым, глубоким. Солнышко пригрело. Волк затосковал, скулил часто, на своих друзей тоскливо смотрит. Понятно почему. Вывел его Слав за ограду, погладил лобастую голову, затем в нос влажный поцеловал, присев на корточки, подтолкнул к лесу – беги, коль душа зовёт. Тот понял, лизнул в щёку шершавым языком, помчался, взрывая сугробы мощными лапами. Миг – и исчез за кустами. А у отрока вдруг в горле запершило. Сглотнул ком, непонятно откуда взявшийся, вернулся домой…
Вскоре птицы в лесу ошалели. В любое время дня и ночи шум стоит, песни на все голоса. Особливо вороны… Оно конечно, на родной земле и воробей чужого соловья за пояс заткнёт, но тут… Голос противный до ужаса. Хриплый, даже уши режет, словно ножом. А там и снег ручьями стал исходить, кое-где простенькие цветочки мать-и-мачехи на пригорках, где первые проталины появились, выглянули. Весна пришла. Стали дружинники в путь обратный собираться. Насады, на зиму на берег вытащенные и на козлы поставленные, проверять, смолить и конопатить. Князья над тем, кто из дружинников вернётся в Аркону, задумались. Бросили между собой жребий, чтобы никому обидно не было. Если повезло, то повидаешь родные берега, а то и близких. Нет – терпи. Настанет и твой черёд. Только позже. Никто не роптал. Жребий есть жребий.
Единственный, кто удачу не испытывал, – Путята-жрец. Ему-то в любом случае вернуться надо было, доложить на Совете, что за земли новые найдены, можно ли на них переселяться. И уже совсем было собрались воины в обратный путь, да залив ещё льдом покрыт был. Не вскрылся. Оно можно, конечно, лодьи на себе перетащить на чистую воду. Да только лёд – знак, что рано ещё в путь пускаться. Так что ждать нужно ещё до того времени, когда ударит било на корме и с единым выдохом лягут вёсла на воду, толкая лодью по воде. И взглянет голова зверя, украшающая нос, на морскую гладь чуть надменно – владыки морей идут… Да беда вдруг случилась нежданная…
– Княже!
Брячислав, уже собравшийся ложиться спать на широкой лавке, укрытой ворохом шкур, вскочил – в голосе дружинника звучала нешуточная тревога.
– В чём дело, Ставр?
– Вольга и Прокл не вернулись. Ушли, ещё Ярило спал. Обещали к обеду дома быть, да нет до сих пор. Чую, неладное с ними приключилось.
Пропали два опытных дружинника? Те, кто уже исходил всю округу и знающие каждый кустик в окрестностях городка? Верно говорит воин. Неладное что-то.
– Ещё, княже. Не по себе мне. Стою на вышке, а ощущение, будто смотрят за мной. Стерегут.
Ещё хуже. Ставру не кажется. Любой славянин чужой взгляд чует всей кожей. Неужели… Брячислав торопливо натянул сапоги, застегнул снятый было на ночь ремень. Прицепил ножны с мечом, набросил на плечи меховой плащ, шагнул из своей комнаты, которую делил с братом. Воин застыл при виде оружного князя. Тот коротко бросил:
