Из кухни появилась встревоженная Вероника, белая, как полотно. Посмотрела на мужа, на дверь. Оба молчали, ожидая неизвестно чего. Звонок тем временем затрещал ещё раз, гораздо дольше и настойчивее, и в дверь дополнительно постучали.
– Кто… кто там? – спросил Борис, понимая, что дольше тянуть нельзя.
– Мы из министерства госбезопасности. Прошу открыть дверь!
Каганский ждал этого, но всё равно не мог сдвинуться с места. Его ноги словно приросли к полу, а на лбу выступил пот. Они переглянулись с Вероникой, которая взяла инициативу на себя и, нехотя подойдя к двери, отперла замок.
На пороге оказались двое мужчин в форме сотрудников МГБ. Первый был сравнительно молодым – как показалось Каганскому, ему не исполнилось ещё и тридцати лет. Зато второй выглядел значительно старше, лет на пятьдесят с небольшим. Да и звание, насколько мог определить Борис по знакам отличия, он имел гораздо выше. Впрочем, сейчас этот офицер представлялся перепуганным и растерянным людям не кем иным, как «вестником смерти», присланным, чтобы увести и погубить их.
Сам же офицер, если и остался удивлён видом хозяина квартиры, почему-то полностью одетого в столь поздний час, то не подал виду. Как и его подчинённый. Их вообще учили оставаться максимально бесстрастными в любой ситуации.
Войдя в квартиру, сотрудники органов госбезопасности кратко огляделись по сторонам, поздоровались с Каганским и его супругой, после чего старший извинился за столь поздний визит и пояснил:
– Борис Львович, дело не терпит отлагательства. Товарищ Сталин хочет вас видеть как можно скорее. Прошу одеться и проехать с нами!
Борис переглянулся с Вероникой и в недоумении спросил:
– Как… как Сталин? А я думал, вы меня…
Он умолк на полуслове, и теперь уже растерянный офицер посчитал необходимым переспросить:
– Не понял. Что вы думали?
– Нет, это я так… ничего.
– Хорошо. Сколько вам нужно времени, чтобы собраться?
Каганский оглядел себя, а потом посмотрел на офицера.
– Да я уже одет.
– Тогда идёмте. Нас внизу ждёт машина.
Борис снова посмотрел на жену, которая молча наблюдала всю эту сцену, не зная, что и подумать.
– Мне… мне взять с собой какие-то вещи? – осведомился Борис.
– Вещи? Нет. Если только вам требуется что-то записать… Впрочем, нет, это не нужно, – опомнившись, офицер произнёс последнюю фразу чуть жёстче.
Каганский едва заметно вздрогнул, а Вероника нашла в себе смелость произнести:
– Простите, но вы так и не представились. И можем мы всё-таки узнать, в чём дело?
Оба офицера обратили внимание на неё.
– А ведь точно подмечено, – усмехнулся старший. – Ну, можете звать меня просто Николаем. А о цели нашего визита я вам, Вероника Георгиевна, сказать не могу. Во-первых, я и сам не знаю ничего, кроме того, что уже сказал. А во-вторых, даже если бы и знал, то без распоряжения, сами понимаете, нельзя. Дело особой важности и секретности.
– Не беспокойся, Ника. Иди, ложись спать. Я вернусь… позже… – Борис направился к двери, но потом внезапно шагнул к жене и, не смущаясь свидетелей, крепко обнял её и поцеловал в щёку.
Он взял пальто с вешалки, после чего все трое скрылись за дверью. А Вероника, в смятении чувств заламывая руки, принялась расхаживать по квартире, потом опомнилась и подошла к окну.
Как раз в этот момент Борис в сопровождении чекистов вышел из подъезда. Дождь стал гораздо тише, но всё равно неприятно моросил, а налетевший порыв холодного ветра заставил мужчину поёжиться. Однако уже через несколько мгновений он оказался в салоне огромного «ЗИС-110». В тусклом свете уличного фонаря чёрный лакированный лимузин показался Каганскому каким-то таинственным чудовищем, которое готовится проглотить его в своём чреве.
