– Кто вы? – спросил Олвачи.
– Я еще раз представлюсь, – произнесла девушка. – Мое имя Миликас. Я пришла с вами поговорить.
– О чем? – тон Олвачи был сух и грубоват.
– О том случае в парке.
– Что вы хотели бы узнать?
Груйер толкнул Ридеса рукой и произнес:
– Она любого разговорит.
На экране девушка взяла листок бумаги со стола быстро его просмотрела.
– В отчете написано, что вы убили девушку. Вы перегрызли ей горло. Что же побудило вас к этому?
– Мне захотелось… – еле слышно произнес парень.
– Что захотелось?
– Мне захотелось попробовать ее…
– То есть вы хотели ее изнасиловать?
– Нет… Просто она была теплая…
Олвачи смотрел на нее пустым взглядом. Приборы наблюдения показывали его лицо, на котором отсутствовали эмоции – безмятежность и холод воплотились на истощенном лице парня.
– Хорошо, – Миликас поняла, что так от него ничего не добьется и сменила тактику. – Расскажите, что вы делали перед убийством?
Олвачи стянул тапочки и залес с ногами на кровать, поджав их под себя.
– Я весь день лежал и лишь изредка выходил на балкон подышать воздухом. Он тут совсем другой. Он без ароматов…
– А в Шаккаме вы тоже так проводите время?
– Как?
– Ничего не делаете?
– В Шаккаме все по-другому, – задумчиво произнес парень. – У меня там много дел. Я каждый день занят с утра и до вечера.
– Но тут вы могли бы гулять по саду перед домом. Тем более два хошира были вместе с вами. Они могли бы быть неплохими собеседниками.
– Меня не интересует религия и политика, – отрезал парень.
– А что вас интересует? – допытывалась Миликас.
– Океан. – Олвачи перевел взгляд с девушки на окно.
– То есть вам нравится путешествовать?
– Нет, я проектирую корабли. А тут я просто жертва традиций.
Все время беседы Мликас помечала что-то на листе бумаги. Возможно, какие-нибудь логические связи или неосторожные слова Олвачи, которые могли бы стать зацепкой. Груйер и Ридес все это время сидели и слушали, как она работает.
Сделав паузу, Миликас карандашом проскользила по бумаге к какой-то записи, которую она сделала вначале беседы и которую было не видно с камер наблюдения.
Она сделала короткие пометки карандашом и продолжила:
– Вначале вы сказали, что убили девушку, потому что она была теплая. Что значит теплая? – допытывалась Миликас.
Олвачи смотрел куда-то в пол.
– Она… она была носитель настоящего, понимаете? Она меня начала манить еще тогда, когда я был в своих покоях.
– Не совсем понимаю, – ответила девушка в форме и тут же задала вовый вопрос: – А я носитель?
Тут Олвачи резко вскинул голову и посмотрел на нее невидящим взглядом, будто что-то высматривая в ее глазах.
– И вы тоже. Но только вы немного иная, чем она.
Миликас ничего не понимала, а следящие за ней из кабинета мужчины вообще потеряли нить разговора.
– А чем я иная?
Олвачи не сводил с нее взгляда.
– Вы иная потому что… потому что… – он как-будто бы подбирал слова. – Потому что у вас иная кровь.
– И как вы это поняли? – с изумлением спросила Миликас.
– От тебя пахнет совсем иначе…
– Значит, – заключила девушка, – вы можете и на меня напасть?
Вопрос был очень смелым. Груйер, услышав это, закусил нижнюю губу, а лицо Ридеса залилось красным. Между охранниками повисла немая пауза полная щемящей тревоги. Каждый понимал, что нужно что-то делать, но ничего не делал.
Миликас сидела в ожидании ответа.
– Могу, – ответил парень через некторое время. – Но не сейчас…
Миликас насторожилась и не сводила с него глаз. Она сжала карандаш так, что готова была либо напасть наго, либо отразить внезапный удар. В ней видалась высокая профессиональная подготовка.
