Видимо, забыться Хунбишу всё же удалось, потому что в линейном потоке воспоминаний случился ничем не заполненный промежуток, а потом он обнаружил, что дежурный гремит рядом с ним ключами.
– Что, прямо сюда? – спрашивал он у невидимого собеседника. – Тут только монгол. Хорошо. Но вообще, они же совсем… Да надо протокол, и родителям на руки. Или даже так. Не держать же тут… А, понятно. Ну хорошо.
Он с лязгом вскрыл дверь. Аккуратно ввёл внутрь две закутанные в большие махровые полотенца фигуры. Они были похожи на больших закуклившихся гусениц – с утолщением посередине и острыми конусами сверху и снизу. Или на муляжи сигар в масштабе из провинциального краеведческого музея.
– Так, девушки, – сказал он. – Сейчас за вами приедут ваши родители. Нужно подождать полчасика. Хорошо?
– В обезьянник нас? – капризно сказала одна куколка.
– Это не обезьянник, – примирительно сказал полицейский, – а изолятор временного содержания. В вашем случае – очень временного.
– Ты вообще знаешь, кто у неё отец?
– Догадываюсь, – ответил полицейский. – Вот именно он и попросил.
Он захлопнул дверь, тактично стараясь не греметь.
– Я рядом, – сказал он. – Если что, зовите.
Куколки завозились, пытаясь устроиться на второй лавке. Хунбиш сел по возможности прямо, положил ладони на колени и отвёл взгляд в сторону. Было похоже, что под безразмерными полотенцами девушки не одеты.
Разматывались они долго. Шмыгали, сопели, возились. Молча.
– Блин, теперь засохнут, и не расчешешь, – сказала наконец одна. Волосы у неё были выкрашены в синий цвет. – Пакля. О! А ты кто?
Она увидела Хунбиша.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Сидишь тут?
Он виновато улыбнулся.
– А, так ты этот монгол?
Хунбиш кивнул.
– Прикинь, монгол, – толкнула она плечом подругу.
– Пффф, – неопределённо ответила та. Она сосредоточенно рассматривала свои ногти, поддевала под ними. – Вот же блин, обломила всё-таки. Когда вылезали.
Они посмотрели друг на друга и громко захохотали, нагибаясь и распрямляясь. Будто примериваясь, получится ли тут сделать простирание, достаточно ли места.
– Всё нормально? – крикнул со своего места дежурный. Ему никто не ответил.
Синеволосая перемотала полотенце так, чтобы лицо и плечи были открыты. У неё обнаружился правильный овал лица, чуть вздёрнутая верхняя губа и выделяющиеся скулы. «Красивая», – подумал Хунбиш.
– Чё смотришь? – спросила она. – За что взяли?
– Как? – не понял Хунбиш.
– Почему сидишь тут?
– Разбил телефон, – сказал он. – У богини.
Девушки опять переглянулись, выдержали паузу и покатились со смеху. У второй была короткая, под ёжик, стрижка и тату на шее – с каким-то символом. В завершающей фазе смеха, перед шумным вдохом, она отчётливо подхрюкивала.
– Ну я не могу, – стонала синеволосая. – Убейте меня. Мой живот.
– Я не специально, – на всякий случай уточнил Хунбиш. – И вообще, это лошадь всё.
– Чё лошадь? – задыхаясь переспросила девочка-ёжик и затряслась ещё сильнее. – Какая лошадь? Серьёзно?
Наконец они угомонились и обессиленно привалились друг на друга, закрыв глаза. Хунбиш видел, что полотенце у девочки-ёжика завернулось. Под ним была видна внутренняя часть бедра. Трусиков на ней не было. Кажется.
– Эээ! Пялиться хватит! – сказала она, не открывая глаз, а потом не торопясь запахнула ногу. Хунбиш смутился и стал смотреть на ветошь, в угол.
– Ну, давай, – потребовала синеволосая. – Чё за богиня, чё за лошадь?
