Судя по тому, как он вздрогнул, я попал в точку. Видать, поручик не просто так забрал Злату с пацаненком к себе. Этот немолодой уже служака и в самом деле решил свить уютное семейное гнездышко и не в России и уж точно – не в Рейхе, от которого через три года только пыль останется, а скорее всего – за океаном. А ведь, пожалуй, для Златы это не самый худший выход. Что ее ждет после освобождения Пскова? Как доказать, что она тоже сражалась с врагом? А даже если удастся, и СМЕРШ оставит ее в покое, каково будет жить со славой «немецкой подстилки»? А в любой из Америк Злата сможет начать новую жизнь, да и сынишку поставит на ноги. Так что я не обманываю Серебрякова, и в самом деле помогу ему разжиться золотишком.
Раздался стук в дверь. Я сказал: «Войдите!». Это оказалась Глафира со своим заветным серебряным подносиком. Поставила его на столик, разлила кофе и снова удалилась.
Серебряков взял чашечку. Пальцы его заметно подрагивали. Волнуется. Ничего. Это даже полезно. Служил одному хозяину. Затем – другому. Кто знает, сколько он их вообще сменил?.. Теперь послужит мне. Правда, я пока не решил, как я буду его использовать, но ведь нюх у него есть, значит, может оказаться не бесполезен. Вон как смотрит, словно собака на человека – своего господина. Ну что ж, надо будет бросить ему косточку… Кстати, пожалуй, уже сейчас он может мне пригодиться… Вернее – не совсем он…
– Прикомандируйте мне вашего здоровяка Юхана, – сказал я. – Для начала. А там видно будет.
– Что я буду с этого иметь? – осведомился Серебряков.
– Сначала – дело.
– Хорошо, я пришлю Юхана.
– Не сюда. Я его буду ждать в тринадцать часов возле городской управы.
– Договорились!
Поручик допил кофе и поднялся. Я – тоже. Проводил его до выхода. И отправился в столовую, завтракать. Князя я застал в дурном расположении духа. Что это с ним? Подагра обострилась? А может, он узнал, что Глаша ночевала в моей койке? Пожелав ему доброго утра, я занял свое место за столом. Горничная подала мне яичницу с ветчиной.
Располосовывая ее ножом и отправляя куски в рот, я исподтишка посматривал на мрачного Сухомлинского. Тот вяло ковырял вилкой в своей тарелке, стараясь на меня не смотреть. Какая муха его все-таки укусила?
– Что-нибудь случилось, Аскольд Юрьевич? – наконец спросил я.
– Сегодня утром я получил очередную сводку от Полведерова, – пробурчал он.
Полведеров, Акакий Терентьевич, был управляющим загородного имения князя, в окрестностях которого и простирались лесные угодья, на прибыль от вырубки которых так рассчитывал Сухомлинский.
– Плохие вести? – уточнил я.
– Партизаны пустили под откос состав с лесом, – хмуро сообщил он. – Теперь сто кубометров превосходного кругляка валяются под насыпью. Кто будет грузить его, после того, как восстановят узкоколейку? А главное – за чей счет?!
Молодцы партизаны! Подпортили князю коммерцию. Правильно, неча русский лес вывозить в Немчурию.
– Я могу как-то помочь, ваша светлость?
– Хм… Пожалуй, Базиль… – неуверенно проговорил князь. – Я попробую договориться с комендантом, чтобы нам выделили группу заключенных и охрану, но…
– Не стоит обращаться с этим к коменданту, – сказал я. – Он вот-вот будет снят с должности и вряд ли захочет принимать решения, которые могут печальным образом отразиться на его судьбе.
– Что же тогда делать?
– Обратимся к городскому голове.
– К Черепенькину?
– К нему. У него наверняка есть люди, из числа тех, кто приговорен к принудительным работам за мелкие административные нарушения. Это не заключенные из концлагерей, им охрана не полагается. Уверен, что направление данных лиц на ликвидацию последствий злодейской вылазки, комендант утвердит не глядя.
