Крайм - страница 8

тут же наполнились до края свежим и горячим тайтом с мёдом. Уровень стресса у цели поднялся до 48%, хотя ни суетливости, ни повышенного нервного напряжения нейронет кайроса не обнаружил. Должен полагать, дефкон умело контролировал проявление всяких, даже самых мелких признаков напряжения.

Когда же стресс превзошел показатель в 70% его правое веко начало судорожно поддёргиваться точно в такт неукротимому сердцебиению.

Дефкон совершал изнуряющие попытки контролировать себя, но страх смерти всё неукратимо подавлял его оборону, медленно и мучительно угасая изнутри. Прежний блеск в глазах постепенно стихал, улыбка обратилась в смуту; изобилие в забвение. Дефкон признал свои последние минуты жизни. И тогда мне было действительно жаль.

– Вы, полагаю, приняли свою участь, дефкон. Вы переживаете серьёзный стресс. Чувствуете, что не успели сделать всё необходимое, то, что требовала от вас судьба. Полное погружение в тяготы мирской жизни сломили вашу прошедшую детскую наивность. Вы мечтали жить, но с первых вздохов приговорены к смерти. Хронические и цикличные дефективные мысли о самопредательстве мешали вам двигаться вперёд, осознать себя и отпустить, что прошло, и принять, что есть.

Что есть силы, дефкон испытывал себя на храбрость. Пытался остановить гигантскую волну из прошлого, взошедшую угрозой над настоящим. Напряжение искрило изнутри, словно Ант после трёх дней тьмы.

Я сделал, что следовало. Мораторий одобрен лично Уилсоном; я бы не посмел пойти против его воли. Но у меня на одну только секунду, возникло сомнение. Дал волю искушению увлечь меня. Я позволил себе подумать, позволил себе немыслимое.

«Он не виновен, – думал я и в тот час отбросил похабную мысль. Она как заноза в мозгу, не давала сосредоточиться на важном.»

Сколько себя помню, я на век обречён вести кровопролитную войну с собственными эмоциями и чувствами. Они и есть мой личный камень преткновения, о который я зачастую спотыкаюсь и неизбежно ударяюсь о что-то острое.

Что-то внутри меня не согласно с этим решением. Что-то, что я изрядно и тщетно пытаюсь подавить в себе, рассчитывая привнести наибольшую пользу Крайму. Но на вопрос честен ли я с собой, отвечу – не знаю. Кому судить?

Один выстрел был решающим, и не колеблясь ни секунды, я сделал то, что гласит слово Уилсона. Я содеятель воли его. И я не должен стыдиться его слова. Не должен. Хотя и не могу отрицать сомнения, возникающие у меня в голове. Но я должен. Должен бороться каждый день за право существовать.

Ко мне подошел Леос. Его взгляд был отстранённым, но в нём было что-то ещё, что я не прочёл. Сочувствие? Жалость?

– Мисс Ридэ у себя? – спросил я.

Процедив файлы и маркеры местности, старший пилот незамедлительно ответил мне.

– Мисс Ридэ на синоде.

– То есть, мне придётся снова пройти погружение в Метазис? Чёрт её дери.

Леос прищурился в ожидании моего приказа:

– Готовься, Леос. Мы погружаемся.

― «Твоя слабость для меня как мёд». Однажды эти слова были сказаны дефконом Марайа, прежним, давно усопшим дефконом Лудмара. Жаль старика. А ведь многое так и не сделал.

– Светлый был краймер, да упокоиться его дух на склоне миров.

– Ка’Минь.

Меня вызвали в зал Молящихся. Особое место, в котором не действуют ни правила, ни коны. Здесь зачастую проводят время за разговором, не как иначе, тайными и особо важными, которые невозможно подслушать из-за «некой силы», как говорят побывавшие здесь. Однако, в прошлом году в зале Молящихся было ликвидировано до трёх сотен краймеров высоких должностей; и все они общались с одним и тем же краймером. В такое совпадение я не верю, и не верил никогда.