– До чего дошел прогресс… – вздохнул Петр. – Таки Поварницын.
– Ну что, будем брить мальчика налысо?
– Налысо его только после суда побреют, – Петр потер шею. – А до суда нам еще дел переделать сколько надо.
– Да не, я про то, чтобы с этой плешивой овцы шерсти клок срезать – для сличения.
– И что нам это даст? – принялся рассуждать вслух Петр. – Что Евгений Поварницын заглядывал в сейф? Ну и что? Иконы-то на месте.
Арсений слез со стола и принялся ходить по кабинету.
– А давайте вызовем и допросим? Ну, или попросим коллег из Оренбурга задать ему пару вопросов – про сейф, иконы и его патлы в этом сейфе.
– Знаешь, чего я опасаюсь? – задумчиво спросил Петр, щурясь на редкое и удивительно яркое осеннее солнце.
– Что спугнем?
– Именно. А если зайца спугнуть – он может броситься в любую сторону. Непредсказуемая тварь.
– Как вы нехорошо про зайчиков, – зацокал языком Арсений. – Ваши племянницы вас бы не одобрили.
– Они маленькие и не знают, что заяц задними лапами может вспороть человеку живот.
– Страсти какие, – вздохнул Арсений. – Так что же – ничего делать не будем?
– Будем. Эксгумацию делать будем.
– О! – округлел глазами Арсений. Такая процедура, как эксгумация, была в его карьере первым случаем, и он явно воодушевился. – А что нам это даст?
– Если генетическая экспертиза покажет, что есть родство между двумя образцами – из сейфа и Конищева-старшего, значит, будем предъявлять обвинение и заключать под стражу.
После паузы Арсений кивнул.
– Ладно, тогда я это… Займусь! – он пошел к двери. – Первый раз буду. Интересно – аж жуть! – с этими словами Кораблев стремительно скрылся за дверью.
– Как мало надо человеку для счастья, – пробормотал Петр, вставая и подходя к окну. – Дали возможность на кладбище покопаться и гроб вскрыть – он и счастлив.
Когда Петр сказал Арсению, что готов поверить во все, что угодно – он не покривил душой. Скажи ему кто еще пару месяцев назад, что он переспит со свидетельницей по делу, которое он ведет – Петр бы посчитал сказавшего подобную чушь слабоумным. А ведь изначально Элина числилась у него в качестве подозреваемой номер один. Теперь Петр так не считал. Но не потому, что с ней переспал, конечно.
Он отвернулся от окна и сердито уставился на входную дверь. Ну, где там Кораблев с эксгумацией?! Где Макаров с новыми данными? Где хоть кто-нибудь?!
Петр не мог оставаться наедине со своими мыслями.
Спустя три дня после того визита он вынес себе безжалостный вердикт: «Идиот». И не в том смысле, в каком писал великий русский классик.
Петру теперь было дико стыдно за свое поведение. Орать на женщину за то, что сам только что лишил ее девственности – это мог сделать эксклюзивно только Петр Тихий!
Петр принялся мерить шагами свой кабинет – так было легче думать о произошедшем. Так хотя бы получалось о произошедшем думать – когда можно злость на себя переработать в кинетическую энергию шагов.
Петр пытался понять, что его так оглушило, что до выбивания почвы из-под ног. По всему так выходило, что совокупность двух факторов. Того, что его отношения с Элиной, свидетельницей по делу, резко и внезапно вышли за рамки расследования – а секс в рамки следствия не входил ну никак! И того, что она, веселая вдова, леди Макбет Московского уезда по их первоначальной с Арсением версии, она, которую Петр с помощником подозревали в романе и с профессорским племянником, и с профессорским сынком, оказалась девственницей.
