– Скоро праздник большой, православный, – распевно протянул Тит. – День успения святой великомученицы Евлампии.
– Ага, – протянул Гриша. Про эту святую Евлампию он был наслышан – холопы частенько говорили о ней. Жила Евлампия лет пятьдесят назад то ли в Москве, то ли еще где, и при жизни якобы умела предсказывать будущее и исцелять болезни. Впрочем, настоящая всенародная слава настигла Евлампию после смерти. К живой чудаковатой бабке, глухой как пень и при этом матерящейся хуже целой артели сапожников, православный люд относился со смешанными чувствами: одни верили в ее сверхъестественные способности, другие не очень. То есть крепостные не имели права выбора не в чем, в том числе и права выбора веры или ее отсутствия. За них все решали представители духовенства, занимающиеся промывкой мозгов темного и глупого люда. Так что отношение холопов какого-либо имения к живой Евлампии определялось отношением к ней приставленного к имению попа.
Но вот Евлампия померла, перестала ругаться матом и звонко пускать ветры, и из нее тут же кинулись лепить образ святой великомученицы. Святостью Евлампия не отличалась – по молодости она трудилась горничной в господском доме, так что топтана была не единожды, да и не сказать, чтобы сильно уж мучилась при жизни. Не больше остальных. Но едва только хладный труп Евлампии скрылся в недрах земли, как православная церковь развернула широчайшую компанию, направленную на популяризацию новой святой. Как грибы после дождика стали появляться люди, якобы чудесно исцеленные Евлампией, в народ пошли высказывания Евлампии, которые заучивались наизусть и повторялись в тему и нет. Судя по этим высказываниям, Евлампия завещала всем православным воспитывать в себе кротость и покорность, любить больше жизни своего барина и работать на него на износ. Так же ходил рассказ о том, что митрополиту Филарету во сне явилась Евлампия, и поведала о загробной жизни. Согласно ее откровениям, те крепостные, что при жизни любили своих господ и пахали на них как проклятые, попадали в рай, где блаженствовали, то есть не работали вовсе и получали каждый день целый тазик отрубей. Холопы, поступавшие иначе, то есть всевозможные смутьяны и бунтари, оказывались в аду, где черти сажали их задами на сковородки и жарили целую вечность. Что касалось господ, то они после смерти поголовно, как святые люди, попадали в особый рай, отдельный от рая холопского. Что там и как Евлампия не уточняла – по всей видимости, ее, как крепостную, в рай первого класса попросту не пустили.
Помимо всего этого считалось, что мощи святой Евлампии обладают чудесной силой, и способны исцелять людей. Эти мощи постоянно возили по городам и весям, дабы все желающие могли соприкоснуться с чудом. Дабы облагодетельствовать как можно больше людей, мощи разделили на двадцать фрагментов. Зловонный Тит рассказал, что в том году к ним в имение привозили тазовую кость святой Евлампии, и набожные холопы устроили перед святыней такую давку, что затоптали насмерть трех человек. Гриша слушал все это и морщился. Вся эта прикладная некромантия была ему глубоко непонятна, в святых и богов он не верил. Зато верил в то, что религиозный праздник можно использовать в своих целях.
– На службе в церкви все будут, – дрожащим от волнения голосом рассказывал Тит. – И кормилец, и доченька его, и дворня, и надзиратели, и мы, люд бесправный.
