– А колбасу-то вы чем режете? – спросил он с выражением сдерживаемого торжества.
– Ты не поверишь, командир, – спокойно сказал Илья, – руками ломаем, – и, вытянув перед ним руки, показал, как именно он ломает колбасу.
Паром повернулся, как огромная льдина, медленно пересек Керченский пролив, и через двадцать минут их автомобиль съехал с понтона на российский берег.
По обе стороны дороги докуда достигал взгляд тянулись сплошные плавни. Солнце сверкало на морщинах воды. В камышах слышался гам, гомон, клекот тысяч птиц всех размеров и расцветок. Между стенками шуршащих тростников на синих полянках плавали утки, лебеди, морские голуби, оранжевые огари; по мелководью широкими шагами шагали шилоклювки; поджав ноги, неподвижно стояли цапли.
– Ничего себе! – сказал Илья. – Скоро, наверно, в Африку полетят.
Через некоторое время плавни отступили, море приблизилось вплотную и выбросило асфальтовое полотно на узкую пересыпь между ним и лиманом. Где-то справа, в желтых, пологих холмах осталась Тамань. Шоссе устремилось на равнину, подальше от воды, и бежало уже вдоль плоских полей. Между грядками желтели наставленные друг на дружку ящики с алеющими помидорами. Теперь пыльные посадки пирамидальных тополей заботливо, неотступно сопровождали автомобиль.
– Понимаешь, – объяснял Тимофей, – недавно образовалось сообщество молодых кинематографистов, что-то вроде союза. Я, может быть, напишу об этом для одного журнала.
Когда Тимофей употреблял словосочетание «может быть», это означало, что ничего он не собирается делать.
– Там весело бывает. Встает один казачина, весь, знаешь, в упряжи этой своей, в сбруе, станичник, короче. И провозглашает тост. – Тимофей прервался и загадочно глянул на Илью.
– Ну, – поощрил тот, не отрывая глаз от шоссе.
– Вот тебе и ну. Говорит: предлагаю этот тост за Россию без Ганапольских. А там полстола Ганапольских. Ничего, – рассмеялся Тимофей, – посмеялись да выпили… Кому же в глазах казачества хочется быть Ганапольским?
Но не добившись никакого эффекта от этого анекдота, Тимофей повернулся на сиденье и спросил:
– Слушай, может быть, не поедем?
– Нет, почему же, – удивился Илья. – Мне любопытно. Как сказали бы в рекламе: место, где казачество встречается с еврейством. И пасутся рядом, как волки с овцами. Тем более что уже почти приехали. – Он догадывался, что, или точнее, кто увлекал его на этот фестиваль. Еще в Москве он слышал об этом увлечении своего друга, но ни разу ее не видел. Она заканчивала ВГИК и считалась одним из самых перспективных молодых режиссеров. Впрочем, Тимофей показал ему буклет, где среди сплошь молодых людей оказалась и ее фотография.
– «Родилась и выросла в Прибалтике», – неожиданно рассмеялся Илья, долистывая до этого места. – Нет, какая прелесть. Родилась и выросла в Прибалтике. Это вместо даты и года рождения. Кстати, сколько ей лет?
Тимофей только развел руками, но все же пробурчал недовольно:
– Неужели так важно?
При въезде в Анапу навстречу им выползла колонна БТРов. Из носовых смотровых люков выглядывали, словно отсеченные, головы механиков-водителей – у того, который управлял головной машиной, шлем был лихо заломлен на затылок и непонятно как держался. Илья прижался к обочине. Оба они – и Тимофей, и Илья молча смотрели на проходящие машины. На броне сидели солдаты, загорелые, пропотевшие. Несмотря на жару, все они были в душных десантных шлемах. Только что подшитые воротнички и белые просветы тельняшек блестели на солнце и придавали колонне какой-то праздничный, нарядный вид.
