Клубней было довольно немало, а значит, и семья у барона имеется, плюс слуг тоже кормить надо.
Я взялась за работу.
Какое-то время мы молча делали каждый своё.
Как бы мне выспросить у этой женщины, чей это дом, и где мы находимся?
Я даже имени её не знаю, да и занята она супом, на меня даже и не смотрит.
Да и как сформулировать свои вопросы, чтобы снова не показаться странной, или даже…сумасшедшей.
Из курса истории еще в университете я знала, что во времена крепостных лечить душу ещё не умели толком, и если человека считали сумасшедшим, то отправляли его в лечебницу по профилю, откуда он в большинстве случаев уже не возвращался…
Это был билет в один конец.
Очень не хотелось бы его получить.
А вдруг это всё правда, что мне сказала Вера?
Вдруг я в самом деле оказалась в девятнадцатом веке?
Как-то непохоже всё происходящее вокруг на чью-то шутку или розыгрыш…
В таком случае лучше переборщить с осторожностью, чем недоглядеть.
Чувство опасности где-то совсем рядом, словно бы я бегала по лезвию ножа, так и не покидало меня.
Внезапно спину обожгло болью.
В ушах застыл свист плети…
Я зажмурилась и выронила недочищенную картошку из рук.
С губ сорвался тихий стон.
Я повернула голову и увидела того самого лакея, что в коридоре видела, когда сюда шла. В его руках был самый настоящий кнут, который сейчас применили ко мне…
Из глаз невольно побежали слёзы от боли.
Ничем таким меня никогда в жизни не били.
Кожу жгло, несмотря на то, что удар прошёлся по платью…
— Быстро картошку подняла, пока ещё не получила. В следующий раз кнут пройдёт по твоей голой спине, девка нерасторопная.
7. 6.
— И скажи спасибо, что не Степан тебя сечь решил.
Лакей ушёл, а кухарка развернула меня к себе спиной и осмотрела то место, где прошёлся кнут. Всё жгло, но кажется, через ткань все же кнут не нанёс серьёзных ран. Только больно всё равно, конечно. Я и говорить-то толком от боли не могла, только мокрыми ресницами хлопала и пыталась отдышаться.
Кухарка тем временем расстегнула пуговицы платья и осмотрела спину.
— Ох ты, девка… — сказала она негромко. — Половчее надо быть, порасторопнее. А ты сегодня как с Луны свалилась… Сейчас помажу тебе ссадину, заживёт скоро. Ты молодая, на тебе все как на собаке должно зажить… Платье не испортил Пётр кнутом своим, и то ладно. Ты только давай шевелись, красавица. А то до Степана дойдёт, что тебя наказать надо, так он из тебя душу вытрясет. Это тебе не Пётр, который разок стеганул да пожалел девочку…
— А кто такой С…Степан? — спросила я, заикаясь.
Ещё не знала, кто это, хотя должна бы по идее, но уже на всякий случай боялась…
Что за зверь с таким наслаждением издевался над подчинёнными?
Тут все крепостные в доме служат, я так поняла. Но бить-то зачем?
— Управляющий наш, — пояснила женщина. — Неужто уже забыть успела? Я тебе про него говорила. Он тебя пока не видел, в отъезде был.
— Да, забыла, — кивнула я. — Ай…
Зажмурилась от боли. Кухарка ловко наносила на ссадину какую-то резко пахнущую мазь.
— Терпи. До свадьбы заживёт… — бурчала женщина. — Меня-то как зовут запомнила хоть?
— Нет…
— Чегой-то у тебя провалы в памяти, Ольга! — отметила она. — Точно ты по дороге к нашему дому где-то тюкнулась головой. Люба я, сестра Веры. А Вера за тобой приходила в комнату.
— Сестра? — повернулась я, когда Люба застегнула мне платье обратно.
То-то они мне показались похожи. Так они сёстры…
