По Бузулуку поползли фантастические слухи о появлении богатой секты. Стали появляться желающие приобрести благосостояние ценой утраты «детородных уд». И все же заманивали к скопцам большей частью уговорами, подкупом, а то и попросту забирали детей у обнищавших до крайности родителей.
Ивашка Сафронов был неоспоримым лидером. Под руководством кормчего скопцы отремонтировали большой дом Егора Мехельсона и приспособили его и под жилье, и под монастырь. Самого хозяина оскопили и сделали рабом секты. Сафронов так прочистил ему мозги, что тот стал предан как пес. И потому Ивашка назначил Егора хранителем скопческого общака.
Однажды в полдень Сафронов позвал к себе Аверьяна. Они спустились в подвал, где уже находился Егор Мехельсон, изучавший какие-то бумаги.
– Ну што, голубок, весна вон пришла, – сказал Ивашка, загадочно улыбаясь и кивая Аверьяну на скамью. – Токо погляди, как подвал мы обустроили? Любая церковь православная позавидует!
– Завидовать уже некому, – вздохнул Мехельсон, отрываясь от изучения бумаг. – Все церкви сейчас закрываются. Синагоги и мечети, как я слышал, тоже закрытию и сносу подлежат!
– Зато нас нихто не коснется, – убедительно заявил Ивашка. – Наш корабль никакому антихристу не по зубам!
Аверьян с интересом осмотрел подвал, в который не заходил последнюю неделю. Помещение было просто не узнать! В нем имелось все кроме ненужных икон. Лавки, столы, чистенькие скатерти, выбеленные стены.
– Чаво молчишь? – услышал Аверьян возглас Сафронова. – Я ж те говорил, што к весне все сладится. Говорил?
– Христу спасибо. Забот не ведаем.
– Пожалуйста, – ответил Ивашка на «спасибо» – Токо вот… – Он внимательно глянул на Аверьяна. – А ты пошто семью свою не навещаешь? Ужо стоко времени мы в городе твоем, а ты… Али не заботит тебя боля житие жинки и детишек?
Напоминание о семье заставило вздрогнуть, но Аверьян быстро взял себя в руки. Первоначальное напряжение от приглашения в молельный подвал угасло. Единственное, на что Калачев сейчас уповал, так это на подходящую причину, чтобы окончить неприятный разговор и уйти.
Он давно уже тайно ненавидел Ивашку, сделавшего из него безропотного калеку, но не мог открыто противопоставить себя «Христу» скопцов, так как был одним из них и в отдалении от «корабля» жизнь свою уже не мыслил. Аверьян будто попал в замкнутый круг. Он переставал чувствовать себя убогим, только когда впадал в экстаз…
– Жинка моя померла, а робятишек забрали сродственники, – солгал Аверьян, так как не желал видеть Стешу и сыновей в числе адептов секты.
– И ты зрил воочию супружницу мертвой? – прищурился Ивашка, не отрывая от его лица изучающего взгляда.
– Я зрил ееную могилу на кладбищах. А двери и ставни избы нашей гвоздями зараз заколочены.
– А про детей откель прознал? – допытывался Сафронов. – Можа, с кем из сродственников об них судачил?
– С соседом встренулись, – снова соврал Аверьян. – Он мне и про супружницу, и про деток все обсказал.
– Соболезную тебе, голубь, – вздохнул театрально Ивашка. – Нынче некогда, а завтра… завтра всей общиною на кладбище сходим и память супружнице твоей, безвременно помершей, всем обществом почтим!
Аверьян побледнел. Он испугался. Ему не хотелось прослыть среди сектантов лгуном и быть презираемым.
– Так што? Могилку-то укажешь? – процедил сквозь зубы Ивашка, все еще буравя лицо Аверьяна пронизывающим взглядом.
– Нет, не хочу я тово, – увел он в пол глаза.
