– А ну назад! – загремел голос Игната Брынцева. – Хто не отойдет, застрелю именем Революции!
Выглядывавший из-за двери Аверьян увидел, что глаза шурина сверкают, как у свирепой рыси, усы топорщатся, грудь вздымается от гнева.
Толпа в нерешительности остановилась, затем отступила.
– Назад, говорю вам! Чтоб всех вас разорвало в клочья! Сами вон на Хоспода уповаете, а што вытворяете? Чево вам надо от энтова горемыки-торгаша, что он вам сделал, чево беситесь? А ну разойдитеся подобру-поздорову, а хто не внял моем увещеваниям, тому душонку вышибу!
Ошеломленные окриком человека с маузером люди на мгновение притихли. Однако при виде спешившего на подмогу вооруженного патруля толпа снова забесновалась и пришла в движение.
– А хто этот хрен в кожанке?
– Долой его!
– Бей его каменями, чтоб пистолем не размахивал!
Кто-то метнул в Игната камень, который едва не угодил тому в голову. Брынцев поднял вверх руку и выстрелил в воздух. Затем направил ствол маузера в сторону того человека, который бросил в него камень…
Подоспевшие бойцы патруля стали протискиваться сквозь возбужденную толпу.
– Что здесь происходит? Какие черти в вас вселилися? – кричал их командир, рослый мужчина, размахивая наганом и расталкивая локтями скопище народа. – А ну расходитеся по-хорошему, пока не применили силу!
Видя, что вооруженные бойцы настроены не менее решительно, чем их командир, толпа стала редеть.
– Давно бы так, – бросил Игнат им вслед.
Подошедшему командиру патруля он протянул мандат. Но тот убрал револьвер в кобуру:
– А ты, товарищ Брынцев, знай, что я доложу о твоих действиях начальству!
– Поступай, как знаешь, – ухмыльнулся Игнат, и глаза его презрительно сузились.
Он повернулся спиной к командиру и, насвистывая что-то под нос, вошел в лавку, где его дожидался все еще бледный от пережитого волнения Аверьян.
– Очам своем не верю, – прошептал он, глядя на шурина с нескрываемым уважением. – Я ужо мыслил, все… разнесут меня вместе с лавкой в клочья.
– И разнесли бы, не проходи я мимо, – без ложной скромности заявил Игнат. – Щас люди, что волки лютые. Жрать нечево и церкви закрывают. Еще немного, и они от сектантов мокрова места не оставят. – Он посмотрел на Аверьяна и строго добавил: – Слухай, зятек, настает твой черед, об котором мы уговаривалися, помнишь?
– Не запамятовал ешо.
– Тогда мы уговаривались, что ты исполнишь все, что я ни попрошу, не так ли? Вот и хорошо, коли эдак! А давеча я в самый раз и шел к тебе, чтоб об обещании твоем зараз напомнить!
Аверьян оцепенел и окончательно пал духом, еле выговорив:
– Што я должен делать, Игнатка?
– Запри дверь.
– Но ты мне об семье моей ничаво…
– Все в порядке с ними, не сумлевайся. Дело сделаем и…
– Давай говори, што надо. Токо грех смертоубийства на душу не возьму, заранее упреждаю.
– А тебе энтова делать и не придется, кишка тонка. Айда-ка ближе, бери табурет, гони из лавки Ваську, а сам слухай да запоминай…
* * *
После того как она встретила Петра и согласилась жить с ним под одной крышей, жизнь с каждым днем все больше открывала перед Стешей свои радости. Она даже не представляла, как жила бы одна, с двумя детьми на шее в этом мире. Не помнила, как мучилась без мужика, не чувствуя его грубых ласк. Но сейчас муж ушел из ее сердца безвозвратно, и его место прочно занял Петр. Если бы Стешу разлучили с любимым, она, наверное, руки бы на себя наложила.
