День прошел спокойно, а вот вечером… Когда городские скопцы стали стекаться на радения, на Ивашку снова нахлынула хандра. Поручив Савве Ржанухину провести радения без него, он набросил на плечи пальто и вышел на улицу.
Немного прогулявшись, он заглянул в кабак. Выпив несколько рюмок водки без закуски, он пошел туда, где, как он был уверен, его ожидала теплая постель и… жена Аверьяна Стеша.
Одинокая покладистая женщина отнюдь не пленяла его своей красотой, но… Соблазнив и принудив к сожительству чужую жену, таким образом он мстил Аверьяну. Подло? Да. Именно это радовало и возбуждало Ивашку, как злого и капризного ребенка, у которого боль другого вызывала восторг и удовольствие.
– А у меня праздник севодня, душенька! – пьяно ухмыльнулся Ивашка, передавая ей пальто. – Жизнь хороша, вот и праздную!
Стеша улыбнулась.
– Ни сном ни духом я не ведала про твой праздник, – повела она оголенными плечами. – Да и не ждала я тебя нынче.
– Ты не ждала, а я вот он весь, – пробормотал Ивашка, уставясь помутневшими глазами на женщину.
Чего греха таить, ему нравилась Стеша. Молодая и соблазнительная, к тому же умеет распалить страсть. Как переспевшая ягодка, она возбуждала зверский аппетит у Ивашки. Он знал, что роман с ней не продлится долго, а потому брал от ее влюбленности все, что было возможно, как вурдалак – кровь из своей жертвы.
– Стеша, скорее в постель! Всё во мне бурлит и играет! – весело крикнул он и захохотал.
– Да ведь грешно любить замужнюю? – кокетничала женщина.
– Не все эдак мыслят, – обнимая ее, сказал Ивашка. – Грех – он что орех! Завсегда разгрызть ево приятно!..
Ранним утром Ивашка разлепил глаза и ужаснулся, увидев себя лежащим на кровати и связанным. Рядом Стеша и Анна, сурово хмуря брови, разглядывали его и плотоядно, как голодные хищницы, скалились.
* * *
Игнат снова пришел в лавку. По его требованию Аверьян выпроводил Ваську и запер дверь.
– А теперь уточним кое-какие детали, – сказал Игнат, закуривая папиросу. – «Наверху» принято решение разогнать секту скопцов к чертовой матери. В Оренбургской губернии нет места церковникам, сектантам и их приспешникам!
– Дык деть-то их всех куды?! – ужаснулся Аверьян, бледнея. – Неушто расстрелять всех прикажут?
– Опять ты за свое, башка тупая, – нахмурился шурин. – Сколько можно говорить: погрузим в повозки, вывезем в бор, запретим возвращаться и… скатертью дорога!
– А вещи? Вещи ихние себе прикарманите?
– Реквизируем, – уточнил Игнат и тут же добавил: – Не все, конечно. Оставим скопцам самое необходимое и пиндалей под задницы надаем.
– А я? Ихняя участь и меня постигнет?
– Да-а-а, тебе не яйца надо было отрезать, зятек, а помело, что во рту болтается. Сколько разов можно тебе вталдычивать, что ты сейчас под моей защитой?!
Аверьян смотрел мимо Брынцева. Он помнил брата жены совершенно другим человеком. Взбалмошный, задиристый и любивший погулять казак в прошлом являл полную противоположность настоящему Игнату.
– Секту разгонят однозначно, – продолжил шурин с ухмылочкой. – Но нам до скопцов нет дела. Нам нужен их «Христос», и мы им займемся!
– Ты сказал «мы», Игнашка? – насторожился Аверьян.
– Ну конечно, – ответил тот, позевывая. – Из дела государственного мы сделаем чуток «семейное», чтобы никому обидно не было! Сечешь, зятек?
Аверьян задрожал от зародившейся надежды. Пусть она пока еще ничем не подтверждалась, но и отказываться от нее не было оснований.
