Хаты лишиться и то не так страшно, чем ее. Сгори ныне его дом со всеми скудными пожитками – вздохнет, погорюет и примется новый ставить. Амбар с зерном полыхнет – и это горе из поправимых. Пока руки есть, да пока они в силах молот сжимать – не пропадет Мудрила, выживет. И сам выкарабкается, и семью всю вытянет.
А вот ежели справы кузнецкой лишится – тут как раз верная голодная смерть и придет.
Потому он вначале бы все остальное в заклад отдал, а уж в самую последнюю очередь… Нет, не справу – сам бы в омут головой нырнул, чтоб не мучиться понапрасну.
Так-то оно куда как проще будет.
И оттого, рассказывая сейчас князю о том, чего не было, он немного стыдился своих слов.
А с другой стороны – куда ему деваться? Ведь не один такой заказ он, по сути бесплатно, для князя сделал – так сколько же можно?!
А просто так тоже не откажешься. У князя порубы знатные да просторные. Скинут за норов и непочтение в ямину, посадив на хлеб-воду, а потом достанут через месячишко и спросят ласково: «Поумнел ли?»
И что отвечать?
Ежели кивнешь согласно головой – иди сызнова задарма трудиться, а откажешься – опять в поруб.
А семью кто кормить будет? Хоть и невелика она – всего-то девка старшая, в крещении Иулианией названная, а так Беляной, да еще сын, Алексием окрещенный, а все равно пить-есть подавай.
Вот и пришлось в кои веки враками спасаться.
Хотя с другой стороны – и не такая уж это откровенная ложь. Справа у боярина лежит в закладе? Лежит. А то, что он ею не пользовался почти, – другой разговор.
– Думал, за месяц рассчитаюсь, когда ты со мной расплатишься, – басил кузнец, пытливо поглядывая на Константина – не перегнуть бы палку. – К тому же ты слово княжье давал и за последнюю работу уплатить, и за то, что ранее заказывал. К дворскому твоему раз пять совался, да куда там – дальше приступка[15] и не пускал. Пошмыгает носом своим длиннющим, дескать, нездоров ты еще, да и назад ужом. Али в житницу или в иную какую подзыбицу[16] нырнет, и нет его. А реза-то растет помалу. Сегодня я ужо вдвое боле против взятого должен.
– Ого, – покрутил головой Костя. – А кто же это из моих бояр такой прыткий?
– Известно кто, – слегка усмехаясь неумело играющему в забывчивость князю – и мне нарочно, поди, на память жаловался, чтоб гривен не платить, хитрован. – Юрий насмешливо назвал печально известное многим жителям Ожска имя: – Житобуд.
Константин тут же вспомнил самый первый свой пир и внезапное сумасшествие несчастного боярина сразу после того, как тот разобрался, сколь много потерял в одночасье после растреклятой мены с князем.
«Не зря я этого паршивца обобрал», – мелькнула у него в голове злорадная мысль, и он уверенно обнадежил Мудрилу:
– Слово князя – золотое слово. – Сразу же уточнив: – Разумеется, если слово это дал тебе я.
– И я тако же помыслил, княже, когда заказ твой исполнял, – без тени улыбки согласно кивнул Юрий, только при этом где-то глубоко в его глазах прыгали насмешливые бесенята.
Впрочем, возможно, что Косте это только показалось.
– Ну тогда будем считать, что это затруднение мы разрешили. – Князь хлопнул кузнеца по плечу, но тот, не угомонившись, переспросил:
– Это со всем долгом али токмо с последней работой?
– Полностью со всем долгом и даже с резой, что ты обязался выплатить и не уплатил по моей вине. Я ведь так мыслю, что если бы я тебе ранее за прочие свои заказы все гривны уплатил, то ты к Житобуду и вовсе обращаться не стал бы?
