Анри Иерусалимский, в отличие от многих вождей крестоносцев, любил знаменитого героя и искренне сожалел о его возможной гибели. Однако ему самому в последнее время приходилось испытывать столько трудностей, так много сил тратить на управление своим беспокойным королевством, – и потому Анри недолго предавался мыслям об исчезнувшем короле.
Теперь королю не то чтобы сделалось стыдно, однако он испытал чувство вины: вот ведь Луи Шато-Крайон, который, как говорят, живет одной надеждой – получить руку любимой принцессы, сразу отозвался на просьбу Элеоноры Английской и готов все бросить, чтобы попытаться разыскать ее сына. Но он хотя бы многим обязан Ричарду. А Фридрих Тельрамунд ему совершенно ничем не обязан. Его долг перед графом Луи, конечно, значит немало, по крайней мере – для рыцаря. И ничего нет удивительного, что ради этого долга отважный немец пустился в опасное путешествие. Но его визит к своему родичу Леопольду Австрийскому и к императору Генриху, – это уже подвиг самопожертвования! Именно графу Анри была очень хорошо известна причина, по которой барон Тельрамунд избегал вообще приезжать в родную Германию, а уж тем более общаться с людьми, которые некогда стали свидетелями его позора. И все же упрямый тевтонец сделал это!
– Я пошлю за рыцарем Лионским! – произнес, поднимаясь, король. – Правда, его уже три дня как нет в городе – гоняется за одним мерзавцем, – то ли просто разбойником, то ли ассасином, от шайки которого в последнее время не стало житья. Но, думаю, сегодня Эдгар Лионский должен вернуться. Его воины прискакали поутру и сообщили, что с разбойниками они разделались – остался только сам Селим-паша, которого Эдгар обещал взять и притащить в город живьем. И я готов поспорить на бочку хорошего вина, что он это сделает!
– Вы проспорили бочку, мой король! Взять-то я его взял, однако поганый ассасин проткнул себе горло кинжалом и ушел от меня к своим предкам, думаю – таким же разбойникам.
Рыцарь стоял в проеме ведущей на террасу двери, устало прислонившись плечом к каменному косяку. Он уже снял шлем и бармицу, и косые лучи низко повисшего над городской стеной солнца освещали его лицо. Светлые, крупно вьющиеся волосы подчеркивали густоту его южного загара и агатовую черноту глаз. Правильные черты казались бы очень мягкими, если бы не взгляд этих глаз – острый, суровый, пристальный. Взгляд человека, за последние полтора года редко отдыхавшего от железной тяжести кольчуги и оружия. Это был уже совсем не тот простодушный кузнец Эдгар, что не так давно покинул родной Лион, отправившись на поиски своей судьбы. Возможно, появись сейчас здесь барон Раймунд, он не сразу узнал бы своего сына.
– К предкам так к предкам! – воскликнул Анри Иерусалимский, без всяких церемоний подойдя к рыцарю и обнимая его. – Для меня главное, что он не удрал за холмы и не отправился к своему Старцу Горы. Спасибо тебе, Эдгар! Я не сомневался, что ты прикончишь эту змею. А теперь скажи: не хочется ли тебе вернуться в родные места и встретиться с графом Луи, на которого ты так похож, будто вы не только вскормлены одной грудью, но и вышли на свет из одной утробы?
– Я плохо служу вам, государь? – удивленно спросил рыцарь, подумав про себя, что король каким-то образом прочитал его мысли.
– Отлично служишь и сам это знаешь. Но я просил тебя остаться здесь на год, ты же сам согласился служить и второй, так что с моей стороны не совсем благородно дольше тебя удерживать. И твой отец слишком стар – а вдруг не дождется? Но дело даже в ином. Вот этот рыцарь приехал за тобой с поклоном от Луи и с письмом от королевы Элеоноры, моей бабушки. А так как ты, не в пример своему другу, обучен грамоте лучше любого ученого монаха, то прочти послание – и сам все поймешь.
