Крест над Глетчером. Часть 1 - страница 7

Альфред осматривал между тем приветливый домик с зелеными ставнями. Ему особенно приглянулось угловое окошечко в верхнем этаже с ярко-красной геранью и бледно розовой дикой гвоздикой на подоконнике, и он невольно подумал, что это была комнатка Мариетты. К дому прилегал садик, огороженный забором и насаженный цветами и овощами. В одном уголке цвела высокая верба и крупный яркий мак с черными сердцевинами, свешивающий свои головки за забор.

Дверь растворилась и Альфред увидел шедшего к нему Добланера. Он приветствовал графа своим низким горловым голосом, протягивая широкую мощную руку, в которой совсем исчезла рука гостя. Масса густых волос покрывала его голову. Из-под нависших бровей добродушно и честно глядели на Альфреда острые серые глаза. Широкий кожаный пояс обхватывал сильную плотную фигуру. Короткие черные кожаные брюки были спущены ниже колен на толстые шерстяные чулки. Ноги были обуты в тяжелые башмаки.

Когда Мариетта показалась в дверях, отец велел ей принести ключевой воды из источника, который бил из-под камней среди корней большой сосны. Затем он просил гостя войти в нижнюю комнату, куда Мариетта подала ему свежее питье. Поспешно выйдя в сени, она скрылась в кухне. Здесь хозяйничала ключница Фефи. Она хлопотливо подкладывала хворосту в огонь, над которым висел на тяжелой цепочке выпуклый котелок. «Господи, Боже мой!» – воскликнула она в испуге, узнав о приходе графа. Это был ее обычный возглас в минуты сильного волнения. Она поправила красный платок, надвинувшийся на ее костлявое лицо, и, окинув зорким взглядом свой синий передник, поспешно сняла его и надела чистый. Затем, по приказанию Мариетты, она выбежала к рыбной сажалке, устроенной на этом роднике, вода которого была пропущена через нее. Альфред беседовал между тем с Добланером и был крайне поражен впечатлением, вынесенным им из этого разговора. Оно совершенно противоречило, его ожиданиям: судя по занятиям и по одежде, он считал Добланера поселянином, тогда как из его речи и из интереса к чисто умственным и возвышенным вопросам, он не мог не усмотреть в нем до известной степени образованного человека. Альфреду было небезызвестно, что Добланер слыл оригиналом, но в данную минуту он никак не мог припомнить, что именно рассказывалось по этому поводу. Это было тоже противоречие, которое он нашел и в Мариетте. Оно сказывалось даже и в ее имени. По матери-итальянке, ее нарекли Мариеттой, а в долине она была известна под именем Добланеровой Мойделе. Отец сам колебался между этими двумя именами; когда он бывал строг или даже сердит, он называл дочь Mapиеттой, в минуты же нежности она была для него Мойделе. Также звала ее и старая Фефи, которая, только говоря о ней с посторонними, упоминала имя Мариетта, так как оно казалось ей более внушительным.

Внимание Альфреда было отвлечено приходом Мариетты, которая хлопотливо занялась приготовлением к обеду. Она накрыла скатертью тяжелый дубовый стол и поставила на него вынутые из стенного шкафчика тарелки, стаканы и круглый хлебец на деревянном блюде. Затем явилась старая Фефи с продолговатым оловянным блюдом форелей, ломтями нарезанного сала и выпуклой кружкой вина.

Все это было очень вкусно. В открытые окна уютной чистой комнаты, освещенной солнцем, врывался прохладный горный воздух, изрядно возбуждавший аппетит.

Улыбка не сходила с уст Мариетты, прислушивавшейся к разговору мужчин. Добланер помнил графа еще мальчиком, а теперь нашел в нем вылитый портрет отца, который так часто бывал у него и беседовал с ним о таинственной силе – камней и кристаллов, зная, что Добланер специально занимался составлением их коллекции. Он был исключительно сведущ по этой части и много зарабатывал этим делом, не смотря на несколько небрежное и скорее любительское отношение к нему. Ему случалось иногда получать заказы издалека, но самые редкие и драгоценные экземпляры камней он оставляет для собственной коллекции, которой очень гордился.