Расстегнув сумочку, Лена сунула под язык мятную таблетку, но отвратительный химический привкус вызвал новый приступ тошноты. Зубов выровнял крен, снизил скорость до ста двадцати километров. Теперь они летели так низко, что можно легко разглядеть брошенную на землю пустую пачку из-под сигарет. Если верить альтиметру, они идут на высоте шестидесяти пяти метров, но верить ему нельзя. Данные прибора выставлены на аэродроме под Москвой, там было совсем другое атмосферное давление. Значит, и высота самолета сейчас совсем другая. Панова, гордившаяся своим глазомером, посмотрела вниз, испытав новый приступ головокружения. Сорок метров над землей, даже тридцать, – и тех не наберется.
– Эй, – набрав в легкие побольше воздуха, крикнула Панова, тронув за плечо Зубова. – Вы что, забыли? Нам нужно выйти на связь с диспетчером.
Ее голоса никто не услышал, пилот на секунду повернул голову назад, что-то промычал в микрофон и снова отвернулся. Панова, стараясь воскресить в памяти основы теоретической подготовки в авиационной школе, с трудом вспомнила несколько прописных истин. Небо над Россией контролируют военные, но для их радаров и локаторов труднодоступен объект, летящий на малой высоте с низкой скоростью. Стало быть, Зубов хочет, чтобы вояки и наземные диспетчерские службы потеряли «Тобаго» из вида. Но зачем, для какой цели ему это нужно? Что же он задумал?
В следующую минуту она испытала новый приступ головокружения, тошноты и животного страха: самолет снизился еще метров на десять-пятнадцать. Так низко над землей она еще никогда не летала. Панова раздвинула ноги в стороны, раскрыла пластиковый пакет и пригнулась к коленям.
* * *
Майор убойного отдела Юрий Иванович Девяткин переворачивал страницы газет, купленных по дороге на службу, и нетерпеливо поглядывал на часы. Ему не нравилось, когда свидетели, вызванные повесткой, опаздывают на допрос. Он думал о том, что сегодня суббота, сентябрь еще хранит тепло ушедшего лета, а он, как последний гад, парится в казенном кабинете, хотя знает сто один способ провести время с пользой и в свое удовольствие.
Эта Елена Панова еще та штучка, со связями. Должна была явиться сюда еще вчера вечером, но каким-то макаром, пользуясь своими журналистскими связями, сумела связаться по телефону с самим заместителем начальника ГУВД и перенести допрос на субботу. Девяткину не нравилось, когда свидетели откалывают такие номера, действуют через его голову, а майора ставят перед фактом. В девять с четвертью он добрался до статьи за подписью Пановой, где она пафосно расписывала заслуги покойной поэтессы Ирины Николаевны Волгиной перед современной литературой и рассказывала о последних годах ее жизни, проведенных в нищете и забвении. Не дочитав материал до конца, Девяткин скомкал газету.
С чего эта журналистка вдруг накропала эту заметку? Специально, чтобы Девяткину кровь попортить? Ведь газеты не только он читает, их иногда и начальство просматривает. Понедельник наверняка начнется с вопроса начальника следственной части: «Ну как там у нас на поэтическом фронте? Какие новости? Что, совсем ничего? Ты потерял свидетеля?»
Он поднял трубку и набрал номер домашнего телефона журналистки, трубку не сняли даже после двадцатого гудка. Мобильник оказался вне зоны досягаемости.
– Очень мило, – сказал вслух Девяткин и на минуту задумался: не бегать же самому, задрав штаны, за этой чертовой бабой. По служебной линии он вызвал в кабинет лейтенанта Диму Жукова. Если эта Панова хотела рассердить всерьез, вывести из себя Девяткина, то она своего добилась.
