Голос Ричарда звучал искренне, но все присутствующие знали, что он лжет.
– Если вы признаете верховенство короля, сир, его знамена должны сменить ваши на стенах.
– Он отказался принимать участие в сражении. Не предоставил ломбардцам защиты, хотя те умоляли о ней. И сейчас заявляет права на победу?
– Король Филипп хочет, чтобы его требования были немедленно удовлетворены, – ровным тоном произнес Гуго.
– Само предположение об этом бредово. – Ответ Ричарда прозвучал резко. – Мессина моя. Моя, ты слышишь?
Гуго струсил под гневным напором Ричарда, но признавать поражение не спешил.
– В Везле, сир, вы с Филиппом поклялись делить всю добычу поровну.
– Ту, которую мы захватим совместно.
– Любую, сир.
– С таким же успехом можешь пойти и стукнуться башкой о ту стену. – Ричард указал пальцем. – Мои флаги останутся на месте. Там, где висят по праву. А теперь, если тебе нечего больше сказать…
Расстроенный, но бессильный, Гуго пробормотал слова прощания и отправился восвояси.
– Эх, хотел бы я хоть вполглаза поглядеть на Филиппа, когда он это услышит, – сказал Ричард, не потрудившись понизить голос.
Я любил и почитал короля, но он бывал подвержен приступам губительной гордыни, как в этом случае. Я понял, что де Бетюн разделяет мое мнение, и, посмотрев на каменное лицо Шовиньи, заподозрил в этом и его. Эти двое, впрочем, искусно скрывали свои переживания. А вот чтобы прочитать мои, Ричарду хватило одного взгляда. Он поманил меня пальцем.
– Сир?
Я побрел скрепя сердце по мозаичному полу.
– Ты полагаешь, я поступаю безрассудно?
В тоне его безошибочно угадывалась воинственность.
Я выругался про себя. Ну почему по мне всегда видно, что я думаю? Убедительного ответа найти не удавалось.
– Это не так, сир.
Он фыркнул:
– Когда герцог Гуго уходил, вид у тебя был прямо-таки несчастный.
– Он проявил неуважение к вам, сир, – сказал я, стараясь уклониться от сути разговора. – Мне это не понравилось.
– Ты меня совсем за олуха держишь? Выкладывай все как на духу.
– Король Филипп ошибается, сир.
– Верно. Сюзерен или нет, он не вправе требовать, чтобы его стяги повесили вместо моих.
– Не вправе, сир, – согласился я.
– Но что? – с вызовом спросил Ричард.
– Филипп ведь ваш союзник, сир.
Мой намек был прозрачен.
– Божьи ноги!
Все еще в запале, король разразился гневной тирадой в адрес французского монарха. Отказ помочь в подавлении беспорядков. Многочисленные козни против Ричарда. Как пить дать, здесь, в Сицилии, он замышляет недоброе вместе с Танкредом. Филипп – подлец и обманщик, заявил король, и заключит сделку с самим дьяволом, если она покажется ему выгодной.
– Все, что вы говорите, сир, – чистая правда, но…
На этом я остановился, давая понять, что Филипп и Ричард поклялись не разрывать союза.
– Мошенник не имеет права ни на какую часть богатств Мессины!
Король выдал еще одну речь, но уже не такую долгую. Гнев его, как обычно, быстро прошел, на чем и строился мой расчет.
С минарета на близлежащей мечети раздался призыв муэдзина к молитве: «Хаййа ‘аля с-салях! Аллаху акбар! Ля иляха илля Ллах!»[12]
Ричарда сделался задумчивым.
– Люди в Утремере, внимающие этому призыву, – вот истинные наши враги.
– Именно так, сир, – сказал я, приободрившись. – И чтобы победить их, нам потребуются все силы.
Король весело хохотнул.
Я посмотрел на него.
– Мы скорее побьем Саладина, если бок о бок со мной будет сражаться Филипп, – объявил государь.
