Слева от кровати стены не было – от пола до потолка зиял огромный иллюминатор. Будто экран гигантской плазмы, на которой вместо сериалов транслировались бескрайние бездны космоса.
– Здорово, – восхитилась Инга, подходя к окну.
– Знал, что тебе понравится.
– Не уверена, что мне нравится. С моей болезненной впечатлительностью я бы, пожалуй, тут заснуть не смогла.
– Ерунда.
– Мне бы представлялось, что оттуда, как со дна океана, на меня смотрит какое-нибудь чудовище.
– Ни одно чудовище не способно выжить в космосе. Но, если бы такие там и плавали, силовое поле не позволило бы им приблизиться к нам. Зато перед сном отлично наблюдать за звёздами как за рыбками в аквариуме. Это лучше, чем считать овец.
Помимо кровати, в каюте стоял дорогой диван, на который Инга с удовольствием и присела.
– Скоро мы совершим гиперпрыжок?
– Если всё пойдём по плану, то сегодня ночью.
– Уже? Так скоро?
– Тебя это пугает? – засмеялся дядя.
– Да.
– Открою тебе секрет – выход в гиперпространство пугает большинство людей. Поэтому обычно о переходе и не распространяются. Ты поняла намёк?
– Вполне. А почему – ночью?
– Ну, вообще, как ты знаешь, понятие «ночь» мы принесли в космос с земли. Тут…
– Нет дней и ночей. Да, я знаю и помню, но…
– Переход проще совершать в то время, когда большинство спит. Во сне организм его не ощущает.
– А если у кого-то уснуть не получится?
– Не переживай, – успокоил дядя. – Сегодня ночью все, кроме узкого круга лиц, станут спать, как младенцы.
Неприятный холодок пробежался по спине.
Мысль о том, что нестись со скоростью света по преломляемому пространству придётся не когда-нибудь потом, а вот-вот, прямо сейчас, оптимизма не прибавляла.
– Что я увижу сегодня ночью, если останусь стоять у этого окна?
– Иллюзию.
– А если её отключить?
– Ничего такого, что обычно любят показывать в фильмах про астронавтов. Никаких блёстков, фейерверков, ярких вспышек. Всё, что будет там – яркое размытое белое сияние. Будто ты утонула в молочном тумане, который научился светиться.
– Сияние?
– Да. Никаких искривляющихся, выворачивающихся наизнанку звёзд. Ничего, кроме белого света.
– В мистических фильмах, когда человек умирает, он видит именно это – яркий белый свет.
– Не исключено, что наша душа, если такая есть, понесётся к своему Создателю через преломления Вселенной. И – червоточины. Может быть, где-то там, далеко, есть падшие ангелы? Просто у нас не слишком мощные звездолёты, чтобы долететь до них. Пока.
– Это опасно?
– Встретиться с ангелами?
– Совершать гиперпрыжки.
– Если ошибиться в расчётах, – кивнул дядя. – Но мы не ошибёмся. Это исключено. Большинство кораблей входят в одни и те же точки, так что это уже практически порталы, – улыбнулся он. – Так что, субъективно, да, переход переживается не очень комфортно. Но, уверяю тебя, бояться нечего. Можешь мне верить.
– «Феникс» часто перевозит преступников?
– Что?.. Ах, прости, я всё ещё думаю о переходах и гиперпространствах. Нет, не часто. Чаще патрулируем груз или выполняем роль спасателей. Но на один из трёх десятков правительственных заказов, увы, случается и такие.
– Это ужасно! Быть сброшенным на какую-то планету – навсегда.
– Не так ужасно, как они того заслуживают. Я понимаю, что у тебя нежное сердце и при слове «каторжник» представляется благородный Жан Вальжан или какой-нибудь романтический повстанец. Но все ложно обвинённые, несправедливо обиженные и прочие отделываются обычным административными штрафами. Настоящие уголовники – это убийцы, насильники, террористы и пираты. Заключенные – это злодеи, Инга. Причём настолько злодеи, что их предпочитают держать подальше от цивилизованного мира.
