– Ну? – бросил он, не оборачиваясь.
– Юра… Скажи мне, а были в последнее время обезглавленные?
– Чего? – он покосился на меня, воздев руки в перчатках над трупом, точно дирижер, вдохновляющий оркестр.
– Были уже трупы без голов? Или головы без тел?
Юра задумался, не опуская воздетых рук.
– В прошлом году была парочка… Или, подожди… Нет, не в прошлом году, а два года тому.
– А в последнее время?
– Вроде не было. А что? Ты у областников спроси, может, в области завалялись…
Он говорил рассеянно, весь уже поглощенный исследованием трупа, хоть и не был дежурным экспертом. Просто, как и я, не мог спокойно пройти мимо интересного случая.
– Температурку не мерил еще? – спросил он у Задова.
Задов сосредоточенно качнул головой. Он уже вынул из своего экспертного чемодана и положил ректальный термометр на стол рядом с телом.
– Ребята, пальцы откатаем ему? – вмешалась я из своего угла, чтобы они не забыли о насущном.
Юра ласково кивнул мне.
– Не извольте беспокоиться, в лучшем виде сделаем. Как там Евгеньич поживает? – поинтересовался он, имея в виду Горчакова.
– Нормально. У него младшая дочка школу закончила, поступает.
– Погоди, у него ведь двое? Вторая тоже девочка?
– Старшая уже студентка.
– А твой?
– И мой тоже студент. Андрей Синцов тут на него посмотрел снизу вверх и отказался верить, что это мой маленький Гошенька, мальчик-с-пальчик.
– Да, растут дети. У тебя хоть парень, – вздохнул Юра. – А вот тут у нас что?
Это он сказал уже Задову, склонившись к трупу так низко, что мне со стороны казалось, будто он носом, и без каких-либо тампонов, водит по поверхностям тела убитого. В том, что этот человек был убит, никто из нас не сомневался. Бывают, конечно, случаи сокрытия трупа человека, умершего в результате несчастного случая или собственных неосторожных действий, но рана от ножа на груди наводила на определенные мысли. Убили, конечно, в квартире, раз не поленились вынести труп, и убили знакомые или близкие, раз уж голова отрезана – не иначе как с целью затруднить идентификацию трупа. Кисти рук убийца не стал отчленять, и это означает, что потерпевший не имел при жизни проблем с законом. То есть запрос в Информационный центр успеха нам не принесет, разве что потом нам пригодятся пальцы, если вдруг установим место преступления, и придется привязывать потерпевшего к этому месту, доказывая, что он там бывал. Но я и не ждала, что будет легко.
Задов тоже приник носом к трупу.
– А вот это интересно, – пробормотал он. – Ну-ка, нюхни…
И они оба стали принюхиваться, а потом значительно посмотрели друг на друга и покачали головами.
– Так что там у Горчакова, говоришь? Куда девчонка поступает? – продолжил со мной общаться Щеглов, не оборачиваясь, так что можно было подумать, что это он с трупом ведет светские беседы.
– В универ. На экономический.
– Да ты что! На юрфак не пошла?
– Не-а.
– И твой тоже не на юриста учится? Вот это да! А я-то рассчитывал еще с вашими деточками поработать. Вон, у оперов отпрыски все как один в розыск подались.
– Нет уж, нафиг, – сказала я. – Я своему ребенку добра желаю. Если бы он работал в той же прокуратуре, куда пришла в свое время я… Там был порядок. А в той лавочке, во что наши органы превратились, работать невозможно. По крайней мере, честному человеку.
– Горчаков мне то же самое пел, слово в слово, – заметил Левка, – на дежурстве в те выходные. И вообще он как-то изменился.
