– Отлично. То, что надо, – говорит голос. – Мотор.
В кромешной тьме за юпитерами возникает стрекот. «Пошел мотор», – говорит другой голос.
Что-то большое снижается над Шафто. Тот вжимается в койку: эта штука больше всего похожа на зловещие яйца, какие откладывают в воздух японские пикирующие бомбардировщики. Однако она останавливается и зависает.
– Звук, – говорит другой голос.
Шафто всматривается и видит, что это не бомба, а микрофон на палке.
Лейтенант с начесом подается вперед, он стремится к свету, как замерзший путник в ночи.
Это же тип из кино. Как его… Ах да!
У Рональда Рейгана на коленях стопка карточек три на пять дюймов. Он берет новую.
– Что вы как самый молодой американский боец, отмеченный и Серебряной Звездой, и Военно-Морским Крестом, посоветуете морским пехотинцам, направляемым на Гуадалканал?
Шафто не задумывается. Воспоминание свежо, как вчерашний одиннадцатый кошмар: десять остервенелых нипов в «Желтолицые атакуют!»
– Уложить первым того, что с мечом.
– А. – Рейган поднимает нафабренные и подведенные брови, кивает начесом в сторону Шафто. – Пр-р-рекрасно! Их надо убивать первыми, потому что это офицеры?
– Нет же, твою мать! – орет Шафто. – Потому что у них мечи! На тебя когда-нибудь бежали с мечом, твою мать?!
Рейган отшатывается. Теперь он напуган, пот смывает с лица грим, хотя из окна с залива тянет прохладным ветерком.
Рейгану хочется скорее вернуться в Голливуд и закадрить старлетку. Однако надо торчать здесь, в Окланде, брать интервью у военного героя. Он перебирает карточки, откладывает штук двадцать подряд. Шафто никуда не торопится. Ему валяться на этой койке примерно до конца жизни. Он в одну затяжку вытягивает полсигареты, выпускает колечко дыма.
Во время ночного боя большие корабельные орудия выпускают кольца светящегося газа. Не толстые, как пончики, а тощие, они еще извиваются, как лассо. Тело Шафто пропитано морфием. Веки рушатся на глаза, нежа глазные яблоки, истерзанные табачным дымом и светом. Он вместе со взводом бежит навстречу приливу. Они – рейдеры морской пехоты и две недели преследуют по Гуадалканалу подразделение нипов, отстреливая их одного за другим. Им приказано выбраться в определенную точку на мысу и обстрелять из минометов «Токийский экспресс». Это достаточно безрассудная тактика, вполне в духе всей операции, которая с самого начала держалась на соплях. Рейдеры выбились из графика, потому что жалкая горстка нипов устраивала засады за каждым поваленным деревом, палила по ним всякий раз, как они огибали очередной мыс…
Что-то липкое касается лба – гример опять полез его мазать. Шафто снова в кошмаре, внутри которого развивается кошмар с ящерицей.
– Я рассказывал вам про ящерицу? – спрашивает он.
– Несколько раз. Все, еще минутку. – Рейган зажимает в пальцах новую карточку, торопясь переключиться на что-нибудь менее эмоциональное. – Что вы с товарищами делаете по вечерам, когда закончены дневные бои?
– Сгребаем убитых нипов бульдозером и поджигаем, – говорит Шафто. – Потом берем по бутылю и идем на берег смотреть, как торпедируют наших.
Рейган морщится.
– Стоп! – говорит он тихо, но властно. Стрекот умолкает.
– Ну, как я был? – спрашивает Шафто, пока ему стирают с лица «Мейбеллин» и операторы пакуют оборудование. Юпитеры выключены, в окно льется серый калифорнийский свет. Вся сцена выглядит почти реально, будто это вовсе и не кошмар.
