Критика цинического разума - страница 30

Это – инструменталистская[31] теория религии, которая изъясняется без обиняков. Правда, и она объясняет генезис религий человеческой беспомощностью (проекцией Помощника). Но более существенным в ней является прорыв к открыто занимающейся рефлексией инструменталистской логике. В вопросе о функциях и применении религии заложен созданный критикой идеологии динамит будущего – ядро, вокруг которого кристаллизуется современный рефлексивный цинизм.

Для просветителя не составляет труда сказать, для чего существует религия: во-первых, для победы над страхом перед жизнью, во-вторых, для легитимации основанных на угнетении общественных порядков. Налицо также историческая последовательность возникновения функций, что явственно подчеркивает текст: «Лишь позднее…» Те, кто эксплуатирует религию и пользуется ею, должны быть людьми иного калибра, чем народ, верующий бесхитростно и под влиянием страха. Текст соответствующим образом выбирает выражения: говорится о «честолюбцах» и «рафинированных политиках и философах». Выражение «рафинированный» не следует принимать чересчур всерьез. Оно относится к а-ре-лигиозному сознанию, которое использует религию как инструмент господства. Она имеет – только и исключительно – единственную задачу: надолго обеспечить в душе подданных готовность беспрекословно идти на жертвы.

Просветитель предполагает, что власть имущие знают это и, сознательно все скалькулировав, позволяют религии действовать – им на пользу. Иного и не подразумевает «рафинированность», то есть «утонченность» господского знания. Сознание власть имущего освободилось от религиозного самообмана, однако оно позволяет обману действовать дальше – для собственной выгоды. Оно не верит само, но позволяет верить другим. Многим приходится быть глупыми, чтобы немногие оставались умными.

Я утверждаю, что эта просветительская теория религии представляет собой первую попытку логически сконструировать рефлексивный господский цинизм Нового времени[32]. Но эта теория не смогла прояснить свою собственную структуру и диапазон действия, и в ходе дальнейшего теоретического развития сошла на нет. В общем и целом возобладала концепция, в соответствии с которой принято полагать, что критика идеологии только у Маркса нашла свою действенную форму, над которой продолжали работать системы Ницше, Фрейда и других. Авторы большинства учебников придерживаются мнения, что теория обманывающих священников была недостаточно глубока, а потому с полным основанием была преодолена «более зрелыми» формами социологической и психологической критики сознания. Это верно, но только отчасти. Можно продемонстрировать, что эта теория принимает во внимание такой параметр, который совершенно не могут объяснить социологические и психологические критики; более того, они абсолютно не способны его заметить, когда он начинает проявлять себя в пределах своей собственной области: «параметр рафинированности».

Теория обмана рефлексивно более комплексна, чем по-литэкономическая и глубинно-психологическая разоблачительные теории. Эти две последние помещают механизм обмана позади ложного сознания: его обманывают, оно обманывается. Теория обмана, напротив, исходит из того, что механизм заблуждения можно рассматривать как биполярный. Можно не только подвергаться обману, страдать заблуждениями – можно и использовать их против других, оставаясь не обманутым и не впадая в заблуждения. Именно это явственно открывалось взору мыслителей эпохи рококо и Просвещения, впрочем, многие из них изучали античный кинизм (например, Дидро, Виланд). Они называют эту структуру – за недостатком более развитой и совершенной терминологии – «рафинированностью», связанной с «честолюбием»; и то и другое качества были во все времена достаточно известны тем, кто изучал человека придворного или городского. На самом же деле эта теория обмана представляет собой крупное логическое открытие, подталкивающее критику идеологий к созданию концепции