…глупа не по годам.
Варвара вернулась поздно, зашла поцеловать Полину. Та уже лежала, по уши укрытая одеялом.
– Спокойной ночи, зайчик.
Поцеловала дочь в скулу и легонько в носик.
«Я – ежик», – отворачиваясь, подумала Полина.
***
Мама неправильного ежика на областной конференции по вопросам миграции бабочек. На конференции люди не ищут друг друга. Говорят, смеются, едят бесплатную еду… И не ищут друг друга. А она отдалась бы здесь каждому мужчине, потому что ей не жалко и потому что пара тапочек в одноместном номере ей кажется счастливее нее, спящей одной в огромной кровати.
В ванной: «Я – бабочка, – шепчет, – пора выбираться». Снимает перед зеркалом одежду. Является голой, тонкой и немного смешной. Смеется. Внизу живота аккуратный шрамик. Не портит, но прерывает смех.
– Прекрасный доклад! – говорят ей.
Говорят еще – поздравляю, молодец, а она ищет в толпе ту, с красными губами. «Оно все так невероятно, потому что губы пухлые, а зубы белые, ровные, ну, может, только слегка мелковатые», – думала Варвара. И кожа, да, это все кожа – гладкая, свежая. С такой кожей можно себе позволить и красную помаду, да, наверное, вообще можно себе позволить все что угодно. Например, не писать хороших докладов, не вставать рано-рано, чтобы укладывать волосы перед зеркалом, пока руки не затекут, не наглаживать так тщательно рубашку, не спать одной накануне. Можно…
– Прекрасно, Варечка! – говорит ей пожилая коллега. – Пойдемте за наш столик.
Люди уже расходятся на обед, соседняя комната с конференц-залом – ресторан, по уровню, конечно, столовая.
Варвара заметила ее еще вчера, на торжественном открытии. Та сидела через несколько стульев, немного позади. Оглянувшись раз, увидев эти губы, она уже не могла слушать выступающих, хотя среди них был и Анатолий Валерьевич, которого она уважала, который преподавал ей еще в университете, на лекциях которого она сидела с открытым ртом.
– Салатик? – все та же коллега пытается за ней ухаживать, видя ее пустую тарелку.
– Я сама. Спасибо.
Она искала ее среди сидящих за столиками, оглядела все соседские. Делала это неаккуратно, ее спросили:
– Вы кого-то ищете?
Варвара улыбнулась и на секунду вообразила, что улыбается ее улыбкой, ее красными губами, и почувствовала себя такой скользкой, гибкой, всемогущей.
– Нет.
Такую улыбку она дарила бы всем, не берегла ее для одного-единственного. Милостыня недостойным, награда победителям.
– Попробуйте, это очень вкусно.
И в ее тарелке оказался кусочек мяса, потом ложка салата, еще что-то. Она не сопротивлялась, знала, что есть этого не будет. Она вообще здесь есть не будет, она уже хочет домой, эти губы все отравили. Ведь можно же быть просто красивой, но зачем быть такой хищной, зачем так понимать свою власть?
А он? Он их видел? Мысли о чужом превосходстве всегда приводили к нему. Конечно, видел, отвечала себе Варвара. Ей казалось, что этот гул голосов, наполняющий собой огромный зал, был только о них. Все говорили, обсуждали, восхищались, а обладательница прекрасных губ сидела за одним из столиков, откинувшись на спинку стула, и величественно принимала преподносимые ей дары. И он был среди дарителей.
Она встала, вышла из-за стола. Нет, она так ее не найдет, если будет сидеть и есть салат. Ее спрашивали все разом, спрашивали, хорошо ли она себя чувствует, случилось ли что. Она отмахнулась, да, да, все сразу.
Направилась к входу. Зал начинался с колонн и трех ступенек. Она поднялась. Смотрела сверху на гудяще-едящую массу.
