Кронштадтский тупик - страница 28
– Вы играете в хабалку или такая и есть? – вспылила Наташа, которая ненавидела, когда ее называли "женщина" или "мамаша". – Вы так распугаете всех желающих у вас учиться. Местом своим дорожите?
– Сказано: посещения по предварительной записи, – огрызнулась вахтерша, – и вообще, какое поступление? Новый год на носу, скоро школа на каникулы уйдет! И без маски, – припечатала она. – Не положено!
"Ладно… Прорвемся. Лагерь террористов штурмовать труднее было, и то я справилась, – Наташа отошла от домофона, и услышала, как за ее спиной открывается тяжелая створка. В морозном воздухе потянуло ароматом дорогих духов. На крыльцо вышла стройная дама в длинной серебристой шубе. Это была Лора Амелина-Фурштадтская, директор и владелица "Райзинга", Наташа сразу узнала ее лицо, отметив, что на фото в интернете оно не подретушировано – Лора Яковлевна и в жизни выглядела превосходно. Дама на ходу достала брелок, нажала на кнопку. "Мерседес" на парковке мигнул фарами и пискнул в ответ.
"Надо как-то заговорить с ней, – подумала Наташа. – И так, чтобы она меня не послала и не слилась. Но как?.."
И тут случилось непредвиденное.
Перемахнув через забор парковки с улицы, на капот "Мерседеса" прыгнул какой-то парень в капюшоне. Матерясь, он пнул по лобовому стеклу. Потом соскочил и бросился наперерез Фурштадтской. В руке у него блеснул металл. За спинами женщин взвыла сигнализация и заполошно заорала вахтерша: "Охрана! Охрана! Да что же это, Боже?"
Армейские навыки сработали. Удар снизу по предплечью, подсечка, и агрессор с разбега зарылся лицом в снег. Кастет отлетел в сугроб. Парень подвывал и матерился от боли. Наташа выкрутила ему руку и прижала коленом к земле.
К ним уже бежали двое дюжих ЧОПовцев. Они перехватили задержанного, а за углом уже завывала, приближаясь, полицейская сирена.
– Кажется, вы спасли мне жизнь, – сказала бледная от ужаса Лора Яковлевна.
***
– Я помню эту историю, – Андрей снял очки, помассировал переносицу и посмотрел в окно. На улице снова повалил густой снег и казалось, что уже наступили сумерки. – Дело вышло громкое. За девушку вступилась школа, блюли честь заведения, а оперативник, который принял дело, жаждал доискаться до истины.
– Так за что на Василису хотели завести дело? – нетерпеливо спросила Белла, забыв даже о любимом торте.
– Они тогда ездили с группой на гастрольный чес на Черноморское побережье, и на обратном пути в рюкзаке Василисы оказался сверток с наркопрепаратом. На вокзале обнаружили, уже в Питере. Служебная собака унюхала. Заподозрили, что она везла товар на реализацию, задержали девчонку, стали трясти, она уверяла, что понятия не имеет, откуда это взялось в ее вещах. Кстати, это было похоже на правду: на пакете не нашли ее отпечатков пальцев. И лежал он в наружном кармане рюкзака, легко могли незаметно расстегнуть "молнию" и сунуть, дело секундное. Ее отпустили, но здесь в нее вцепился местный опер, он давно искал, кто в город "дурь" поставляет, и решил хоть треснуть, но раскрыть эту сеть. Поэтому он и задержал Степанову и начал ее раскалывать: где взяла, кому везла. Задержал ее на трое суток, но тут возле ее дома взяли одного субчика, за которым уже давно люди из наркоконтроля охотились; одна бдительная соседка звякнула в отделение, когда он пытался в форточку к Степановым влезть. Он сознался, что вез "ценный груз" и от греха подальше сунул его соседке в рюкзак, а теперь хотел забрать. Василису выпустили, но у нее нервный срыв случился, пыталась покончить с собой, месяц лежала в клинике неврозов, а оперативника выдавили из Кронштадта. Директор школы, где училась Степанова, обозлилась на него, а к ее мнению на Котлине прислушиваются.