Джина Распел, ставшая в феврале 2017 года заместителем директора ЦРУ и непосредственным начальником Алемана, устроила Акселю разнос. В своё время она приложила руку к увольнению Д’Андреа. Теперь Майкл работает в Разведывательном директорате и является её непосредственным подчинённым. Он находится под патронажем директора ЦРУ. Джина не может тронуть Майкла. Отдуваться за его действия приходится Алеману.
– Зачем нужно было так жестоко поступать со Стромецки?! Она старейший сотрудник нашего управления, – Алеман накинулся на Д’Андреа, едва он вошёл в кабинет.
– Человек двадцать лет занимается Ираном, и представление не имеет о Низами Гянджеви!6– всплеснул руками тот, усевшись на стул.
– Майкл, у нас не литературный институт по изучению персидской поэзии одиннадцатого века, мы занимаемся другими вещами, – Алеман налил минеральной воды в стакан.
– Ты сказал это неискренне, – поморщился Д’Андреа. Он снял очки, стал протирать их носовым платком: – Анализируя страну, нужно чувствовать менталитет её жителей. Это невозможно без знания персидской литературы, учения шиизма. Маргарет Стромецки об этом не имеет ни малейшего представления, хотя считается первоклассным специалистом по Ирану. Она думает, чтобы понимать персов, достаточно регулярно изучать отчёты публикуемые институтом Ближнего Востока. Но там сидят эксперты, ни черта не смыслящие в персидских делах. За двадцать лет работы в группе по Ирану, она не удосужилась изучить фарси, чтобы читать иранскую прессу в оригинале.
Д’Андреа водрузил на нос очки:
– Вот ты Аксель, работая на Востоке, выучил фарси и арабский язык.
– Я их изучал в университете до прихода в ЦРУ, – улыбнулся Алеман.
– Но русский язык ты учил, работая в нашем зоопарке! – упорствовал Д’Андреа.
– Это был вопрос выживания, – вздохнул Алеман. – Я работал в России без дипломатического прикрытия. В случае задержания за шпионаж, мог провести лет двадцать в русской тюрьме.
– А что из-за Маргарет Стромецки были большие проблемы? – сменил тему Д’Андреа.
– Джина с удовольствием потопталась на мне, – поморщился Алеман. Он усмехнулся: – Всё бы ничего, но Ник Браун, аналитик из группы Стромецки – гей и вдобавок афро-американец. На меня набросился Отдел разработки планов и программ разнообразия, подключив Отдел обеспечения равных служебных возможностей.7 Я отбился, только прикрывшись Помпео.
Алеман махнул рукой:
– Ладно, поговорим о деле.
– Хорошо, – кивнул Майкл Д’ Андреа. Он откашлялся: – На радиостанции «Голос Америки» работает журналистка с персидскими корнями, зовут её Масих Алинежад. Через свою страницу в «Фейсбуке»8 она общается с женщинами, живущими в Иране. Алинежад ведёт борьбу против обязательного ношения хиджаба для иранских женщин. У иранской молодёжи это болезненная тема. Телекомпания «Иран Международный» начнёт внушать юнцам, как хорошо жилось в Иране сорок лет назад при шахе. С помощью мессенджеров на «Телеграмме» и «Фейсбуке»9, я формирую сообщества для борьбы с режимом аятоллы. Через десять месяцев всё будет готово для массовых протестов в Иране.
Д’Андреа улыбнулся:
– Аксель, мы сплетём замысловатые узоры персидского ковра.
– Очень многое будет зависеть от этих узоров, – Алеман откинулся на спинку кресла. Он улыбнулся: – Я не ошибся в тебе аятолла Майкл.
Алеман после ухода Д’Андреа достал из сейфа пластиковую папку. В ней была копия стенограммы секретной части переговоров между заместителем министра иностранных дел Ирана Аббаса Арагчи с его русским коллегой Сергеем Рябковым. Переговоры проходили в Москве 9 февраля 2017 года. Стенограмму переслал агент Поэт. Речь на встрече шла о поставке в Иран учебно-боевых самолётов Як-130, истребителей Су-35 и вертолётов Ми-28. ВВС Ирана не имеют современных самолётов, и уступают военно-воздушным силам монархий Персидского залива, вооружённых американскими истребителями F-16,F-18 и французскими «Рафалями». Получив русские истребители, персы нивелируют это отставание.
