Волосы, длинные и спутанные, свисали на плечи, тёмные, как ночь. Когда-то он заботился о своей внешности, но теперь они были грязными и неухоженными, как символ хаоса, царящего в его душе. Чёрные пряди ниспадали до лопаток, придавая его облику нечто дикое, почти первобытное.
Эйден провёл рукой по лицу, стряхивая пыль с зеркала, но отражение не изменилось. Его лицо оставалось таким же тёмным и угрюмым, словно весь свет мира покинул его, оставив лишь тень того человека, которым он когда-то был.
На его лице не было улыбки. Глубокие морщины на лбу и в уголках губ говорили о том, что радость и смех давно покинули его жизнь.
Эти морщины отражали не столько возраст, сколько пережитую боль. Он больше не был тем юным путником, что когда-то с лёгкостью бродил по этим землям, – теперь он был обременён опытом и воспоминаниями, от которых не так легко избавиться.
Он оторвал взгляд от зеркала, отгоняя мысли о своём отражении и тех переменах, которые оно отражало. В комнате царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками дыхания, когда Айвор, стоявший рядом с Родом, заговорил. Его тихий, хриплый голос словно впитался в стены дома.
– Вам нужно взглянуть на тело, – сказал он. – Мы осматривали его, но, возможно, свежий взгляд увидит то, что ускользнуло от нас.
Айвор, не говоря больше ни слова, направился вглубь дома. Их шаги глухо отдавались в коридорах, каждый скрип пола казался эхом шёпотов невидимых обитателей этого места. Тяжёлый запах затхлости смешивался с запахом дерева и чего-то неуловимого, что висело в воздухе и заставляло кожу стягиваться от напряжения. Грэй глубоко вдохнул, будто готовясь к тому, что предстоит увидеть.
Когда они вошли в спальню, первым, что бросилось Эйден в глаза, был портрет, висящий на стене напротив кровати. На нём был изображён Чарльз со своей женой. Огромный, бородатый мужчина стоял рядом с изящной женщиной с мягкими чертами лица. Её волосы были аккуратно уложены, а глаза светились добротой и теплом. На фоне её нежности Чарльз казался могучим защитником, прочной опорой.
Эйден застыл, рассматривая портрет. Женщина на изображении казалась воплощением спокойствия и женственности, её улыбка была тёплой, почти живой. Он без труда понял, как сильно Чарльз любил её, и почему потеря этой женщины стала для него катастрофой. Это была утрата, которую невозможно было пережить легко – её смерть стала не просто трагедией, а уничтожением смысла жизни для мясника.
Айвор привёл их к кровати, где под тёмной простынёй лежало тело Чарльза. В комнате повисла тревожная тишина, как будто воздух сгущался вокруг них, создавая невидимую стену. Эйден почувствовал, как сердце забилось медленнее, а по спине пробежал холодок, словно предвестник чего-то страшного.
– Здесь, – произнёс Айвор, и его голос казался ещё более тяжёлым. Осторожно, почти с почтением, он потянул за край простыни, обнажая тело мясника.
Картина, открывшаяся перед ними, вызвала мгновенный шок. Закалённые в боях Грэй и Род на мгновение замерли, не в силах поверить своим глазам. Чарльз лежал перед ними, его рыжая борода была всё ещё густой и аккуратной, но его лицо исказила… улыбка.
Эта улыбка была пугающе неестественной. Лицо мясника выглядело умиротворённым, почти счастливым, как будто смерть пришла к нему во сне и забрала его без боли. Но в этом было что-то ужасное – улыбка, которая не соответствовала ничему вокруг. Его глаза были закрыты, а черты лица, хотя и исказились под воздействием смерти, всё ещё сохраняли странное выражение удовлетворения.
