Опешив, Гвенди шагнула назад, шлепаясь в кресло.
— Рори, милая, ты придаешь этому слишком большое значение, — ее взгляд стал влажным и каким-то сочувственным. — Мужчины неверные создания, и задача жены заинтересовать его так, чтобы на других и смотреть не мог. Ты молода…
— Что во фразе «меня от него тошнит» оставляет у тебя вопросы? Я не желаю рожать ему детей, делить с ним постель и уж тем более вытаскивать его за ухо из чужих. — От обиды и злости кулаки сжимались так, что ногти больно впивались в ладони. — Он наихудший вариант из возможных, и это нельзя исправить. Передай матушке, что ни к какому господину Роззини я не пойду. И если она действительно хочет внуков, им с отцом предстоит очень обстоятельно пересмотреть выбор жениха.
— Я такое ей передавать не буду, — протянула служанка, отрицательно покачав головой. — Это все нервы. Пойду-ка я лучше приготовлю тебе какао. Оно от всех душевных терзаний лечит…
Прихрамывая и шаркая ногами, старушка с невиданной для себя скоростью покинула мою комнату, позволяя уткнуться лбом в раскрытые ладони и бесшумно завыть от отчаянья.
Никто! Никто не хочет меня слушать!
Всем вокруг будто бы плевать на меня! Убежденные в своей правоте не видят очевидного — моей ненависти и омерзения, которые невозможно превратить в любовь. Да что там в любовь! Даже в симпатию и возможность говорить без приступов тошноты!
— Вампиры ли настоящие чудовища? — спросила вслух у самой себя, вновь возвращаясь взглядом к букету.
Матушка ждала меня у порога дома, как всегда, осуждающе цокая языком и закатывая глаза.
— Аврора, ты можешь двигаться быстрее? Такое чувство, что ты не к жениху едешь, а на казнь!
— Не вижу никакой разницы, — забираясь в подготовленный экипаж вслед за родительницей, сказала я и устроилась напротив.
— Прекрати, — шикнула женщина. — Ты меня позоришь!
— Я ли? Выбор в пользу разбалованного блудливого пьяницы справился с этим без меня.
Стукнув меня сложенным веером по рукам, мама обиженно вздернула нос, поджимая губы. Лицо такое, словно лимон целиком съела и его природная кислота опалила ей все до самого желудка.
— Ты такая неблагодарная, — запричитала она, как только карета сдвинулась с места, увозя нас в летнюю резиденцию Хамэт. — Мы воспитали тебя, устроили твое будущее, нашли лучшего жениха во всей столице! А вместо благодарности должны выслушивать твои необоснованные возмущения.
— Для начала вам нужно было спросить, нужно ли это мне.
— Не смей так со мной разговаривать, — прошипела она брезгливо, демонстративно отодвигаясь от меня. — За такие подарки многие бы отдали жизнь!
— Давай я подарю тебе шармынского грязевика? Многие лекари отдали бы за него жизнь — редчайшая и очень ценная штука. А тебе он бы пригодился? — заметив, как женщина скривилась от воспоминаний об отвратительно пахнущем создании с западных болот, продолжила: — Вот и для меня Генри как шармынский грязевик. Одно лицо.
— Прекрати сейчас же! Ты выйдешь замуж за Генри, и это не обсуждается! С сегодняшнего дня я требую у тебя симпатии и любезности в его сторону, либо я немедленно запру тебя в доме, и до самой свадьбы ты просидишь в своей спальне под домашним арестом!
Стараясь не сопеть, как собака, от бешеной ярости, я отвернулась к окну, не желая продолжать разговор.
Пытаясь образумить своих родителей, я просто трачу время. Они уже приняли решение; на их взгляд, мне необходимо просто смириться, принять свою участь и с улыбкой благодарить за оказанную честь и заботу.
