Отчасти именно из-за всей этой бумажной волокиты я так наотрез отказываюсь цеплять себе на плечи офицерские погоны. Чур меня! Снова придётся учить формуляры и отчеты лепить. Будем противника этими бумажными кипами закидывать? Зацените номенклатуру «боеприпасов»: журнал форма 1, форма 1а, форма 1 ВП, книга записи больных, журнал вечерней проверки, форма…и так еще десяток различных форм, журналов и актов.
А вот в реале один день командира воюющей роты одной из бригад ВС РФ:
Утром проснулся, нужно вести рапорты в ППД, стоять в очередях к разным службам. На дорогу – час-полтора, мытарства в ППД, дорога обратно в располагу. Рота воюет тем временем.
По возвращении – печать первого БЧС – это 15-20 минут, второй БЧС сложнее – около уже полчаса, затем строевая записка с полным поименным списком личного состава.
Ротный начинает печатать, но успевает не все – надо ехать на вечернее совещание, выезжать, минимум, за час. Совещание – минимум, час. На совещании доводят – утром сдать списки личного состава, у кого есть несовершеннолетние дети с ксерокопиями свидетельств о рождении для выплат и подарков на Новый год, 1 сентября и т.д. Потом дорога обратно. До 11.00 внутреннее совещание – доклады, постановка задач. Документы, будь они неладны, до ночи. Отбой в 2.00. Утром – всё заново.
И так изо дня в день, изо дня в день…
Личного состава не вижу и не слышу. Организовал стрельбы – не смог присутствовать. Готовлю разлитые «формы», допуски к секретности личного состава, книгу записи больных, журнал вечерней поверки, планы подготовки, взводные журналы. Техника роты у меня нет – «висят» отчеты по ГСМ, получению и списанию боеприпасов… Идет война, а я не вижу людей: совещания, бумаги, доклады, кабинеты.
Всё это – не что иное, как саботаж рольной боевой работы. Циркуляры, спускаемые "сверху"парализуют инициативу и вообще нормальное ведение войны. Увы, это так. Достучаться бы до Герасимова, который, по признанию командования укров, пишет умные книги, достучаться бы до Шойгу, достучаться бы до Путина.
Повторяю, с таким ворохом бумаг командиру роты некогда воевать и быть на позиции. Или так – есть риск быть убитым или попасть в плен во время работы с документами, когда враг атакует.
Я не призываю к махновщине, порядок должен быть, но не превращаться в маразм. Вот поэтому мне проще быть старшим сержантом – командиром разведгруппы, максимум отделением, чем офицером. Геморроя меньше, противника вижу чаще, доплаты за подбитую вражескую технику и уничтоженный личный состав противника с лихвой перекрывают разницу с офицерской зарплатой. Хоть мы тут воюем не за деньги, а за Родину и идею. Но, пока что я не вижу смысла становиться офицером, если припрет, то я и роту, и батальон в бой поведу, и пацаны пойдут за мной несмотря на то, что у меня на плечах не офицерские звезды, а всего лишь сержантские лычки.
– Глобус! Глобус! – позвал я Чехова. – Иди сюда!
– Что случилось? – спросил подошедший Петрович, которого я отвлек от разноса, который он устроил минометчикам за то, что они не убрали за собой ящики из-под мин.
– Погляди что Кок творит?
На экране монитора было хорошо видно, как наш батальонный повар собирает что-то на земле. Группа Бамута ушла дальше, оставив Витьку Степанова в нужной точке. Вражеский дрон парил далеко и высоко, достать его из дронобойки было нереально, но возможно из-за такой дистанции группа Семена могла пройти незамеченной.
