Присутствие на «Гольфстриме» командира южной гвардии, даром что закованного в цепи, нервировало меня с той самой минуты, когда он очутился у нас на борту. И потому я бы не возражал, вздумай Убби избавить нас от этой потенциальной угрозы. Впрочем, зная нрав нашего краснокожего товарища и традиции его народа, Сандаварг мог сделать это лишь одним способом. Вернее, двумя. Но вряд ли у кабальеро наберется столько денег, чтобы выкупить у похитителя столь высокородного заложника.
– Правильные слова ты говоришь, Проныра. Однако ничего из этого не выйдет, – нахмурившись, отверг мою идею Убби. – Кабальеро так же, как северяне, дерутся в поединках чести только своим боевым оружием. А шпагу дона я, к сожалению, с собой не прихватил. Сам знаешь, не до трофеев тогда было. Любой клинок, какой мы дадим этому южанину, он возьмет в руки лишь при одном условии: если ему представится случай перерезать глотки спящим врагам. Такое ни у кабальеро, ни у северян не возбраняется. Но поединок чести – есть поединок чести, и этим все сказано.
– Извините, что перебиваю вас, мсье! Но если вы намерены побеседовать с парламентерами, не лучше ли сделать это прежде, чем мы въедем в Порт-Саид? – подал голос Гуго де Бодье, наш толстяк-механик и самый благовоспитанный член команды. – Я не настаиваю, а просто напоминаю. Задумай гвардейцы недоброе, в желобе у нас будет гораздо меньше пространства для стрельбы и маневров.
– Вы совершенно правы, mon ami, – согласился я. – Пока мы ничем не рискуем, надо выяснить, какие требования кабальеро нам предъявят… Стоп колеса, мсье де Бодье! Убби, Долорес и Дарио – к баллестирадам! Физз! Знаю, как ты ненавидишь Кавалькаду, но все же прошу, будь любезен, не перебивай шкипера во время переговоров, хорошо?..
Через минуту после того, как я раздал приказы, «Гольфстрим» замер на месте, не доехав до Порт-Саида считаные километры. Трое всадников сразу же перевели коней с галопа на рысь, дабы не нервировать нас, приближаясь к нам на полном скаку. Сам отряд тем временем последовал нашему примеру и тоже прекратил движение, оставшись на недосягаемом для баллестирад расстоянии.
Спустя еще минуту парламентеры догнали «Гольфстрим» и, не опуская флаг, выстроились в ряд так, чтобы я мог видеть и слышать их с мостика.
Мы и кабальеро не испытывали друг к другу почтения, и соблюдать церемонности нам не имело смысла. Единственная уступка, какую мы оказали врагу – согласились его выслушать. На что он в свою очередь обязался не провоцировать нас нарушать парламентерские принципы.
– Эй, вы, на бронекате! Нам необходимо видеть вашего капитана! – не тратя время на ненужное приветствие, обратился к нам один из переговорщиков, по всей видимости, капрал или младший офицер.
– Я – шкипер! – внес я уточнение и махнул рукой, привлекая к себе внимание. – Чем обязан?
– Мы желаем знать, жив ли находящийся у вас на борту полномочный посланник Владычицы Льдов, дон Балтазар Риего-и-Ордас! – потребовал кабальеро. – И если он жив, мы просим дать нам возможность поговорить!
Команданте отлично слышал все, что долетало до него снаружи. Но он, сохраняя достоинство, не стал встревать в переговоры без спроса, а, прислонившись к борту, молча посматривал то на меня, то на северянина.
– Что скажешь, Убби? – переадресовал я вопрос стоящему у баллестирады Сандаваргу. Лично я был не прочь послушать, о чем гвардейцы намерены толковать с нашим пленником, но у его хозяина могло иметься на сей счет иное мнение.
