Желтая и черная… что бы это могло означать? Он всегда загадывал на первую весеннюю бабочку: каким будет год – светлым или мрачным? А тут не знал, что и подумать. Словно бы хотел поднять флаг, а тот застрял на полпути.
Герлоф открыл тетрадь и услышал звук мотора. По дороге проехал большой черный автомобиль и свернул на проселок к каменоломне.
Ему показалось, что в машине сидит пожилая пара.
Наверное, кто-то из хозяев новой виллы у каменоломни. Летние гости. Будут здесь прохлаждаться, пока тепло и солнечно. Им не придется, замерзая, рубить последнее дерево на берегу, как это делали предки Герлофа.
Да какое ему до них дело, в конце-то концов. Он опять открыл тетрадь и начал читать.
Сегодня у нас седьмое мая 1957 года.
Ночью Герлоф в первый раз в этом сезоне отплывает за соляркой в Нюнесхамн. Он был в Кальмаре – что-то там переделал в трюмном люке и надо было пройти техосмотр. Лена и Юлия с ним.
День солнечный. В шесть часов открыла все окна в доме – показалось, что пахнет плесенью. А это не плесень. Можжевельник в сиропе забродил, и банка взяла и взорвалась. Вот тебе и плесень.
Пришлось собирать с пола липкий сироп, кое-как успела приготовить ужин (фрикадельки). Герлоф с детьми приедут послезавтра.
Герлоф сообразил, что Элла в основном писала летом, когда он уходил в море. Поэтому он почти никогда и не видел, что она ведет дневник. Когда дочки выросли, они всегда увязывались за Герлофом в Стокгольм или, в крайнем случае, жили в Боргхольме, так что Элла оставалась одна…
Он начал читать дальше.
Пятнадцатое мая 1957 года.
Солнце, но дует северо-восточный ветер, довольно холодный. Девочки поехали кататься на велосипедах. Куда-то далеко.
Пока их не было, произошло странное событие. Я была на веранде и поливала пеларгонии – и увидела тролля из каменоломни.
Или кто это мог быть?
Во всяком случае, двуногий, но двигался он так быстро, что я прямо остолбенела. Что-то щелкнуло на выпасе, проскрипело в кустах – и все. И нет его. Посмеяться надо мной захотел, что ли? Бесенок, да и только.
Выпас. Так Герлоф и Элла называли заросший лужок за домом, где до войны паслись коровы.
Но что она имела в виду? Тролль?
Он услышал, как рядом остановилась машина. Калитка скрипнула, и Герлоф торопливо сунул тетрадь под одеяло на коленях. Неизвестно почему, но его не оставляло чувство, что он занимается чем-то недостойным.
Это был его старый друг Ион Хагман, небольшого роста, коренастый, лет семидесяти. На нем была синяя рабочая куртка, а на голове сидела набекрень светло-серая фуражка, которую он не снимал ни зимой, ни летом. Когда-то Ион работал штурманом под началом Герлофа, а сейчас арендовал кемпинг на берегу на южной оконечности Стенвика.
Тяжело ступая по траве, он подошел к Герлофу и остановился. Герлоф улыбнулся и помахал ему рукой, но ответной улыбки не дождался. Ион никогда не выглядел веселым – всегда хмурый и чем-то недовольный.
– Вот оно как… – сказал Ион. – Говорят, ты вернулся.
– Как видишь… да и ты тоже.
Ион кивнул. Зимой он несколько раз навещал Герлофа в доме престарелых, но сам жил главным образом в маленькой квартире сына в Боргхольме. Уж больно здесь холодно и одиноко зимой, почти смущенно объяснял он. Герлоф его понимал.
– А кто еще здесь?
Ион покачал головой:
– После Нового года пусто, как на кладбище. Так, кое-кто приезжает на выходные.
– А Астрид? Астрид Линдер?
– Тоже не выдержала… Дом заколочен. Слышал, уехала на Ривьеру в январе.
