– Я бы советовал присмотреть что-нибудь недалеко от центра, – вскользь заметил Дель Руто. – Вам, как главнокомандующему, придётся регулярно посещать столицу.
– Я подумаю об этом, благодарю.
Он слегка улыбнулся, странно и как будто даже ехидно. Создавалось впечатление, что генерал надеялся на мой отказ от должности в его пользу, лишь бы увильнуть от уставных разъездов.
Вчерашняя горечь вновь зашевелилась в груди, сердце отозвалось тупой болью. Я ведь действительно больше не приеду в Леондору, чтобы провести очередной военный совет или блеснуть на великосветском приеме. Через смехотворные пару суток меня ожидает вечный каменный дом, тёмный и сырой, а Дель Руто с гордостью нацепит на себя мои регалии. От осознания неизбежности последнего события становилось особенно гадко. И дело здесь не только во мне. Неужели армия, прошедшая сквозь кровь и пепел, заслужила такого командира, который заботится лишь о том, чтобы на кителе висело побольше орденов?
– Мы приехали, – жизнерадостный голос Дель Руто прервал мои размышления. Карета замедлила ход, а потом остановилась у входа в какой-то в меру широкий переулок. Вдоль обеих его сторон в сверкающей парадной броне выстроились городские стражники, чьи скорее внушительные, чем эффективные, алебарды, тем не менее, неплохо охлаждали пыл желающих сунуться в живой коридор. Едва мы выбрались из кареты, к нам тут же подскочил капитан стражи и молодцевато отдал честь:
– Генералы! Разрешите проводить вас на трибуну!
Дождался утвердительного кивка и, лихо развернувшись на пятках, маршевым шагом понёсся вперёд по переулку. В конце которого, перекрывая выход на площадь, находилась грубо сколоченная деревянная лестница, ведущая на высокий помост, с которого открывался отличный обзор на бушующую внизу толпу. Да уж, распорядители постарались: здесь для самых родовитых и уважаемых гостей расставили роскошные кресла и столики. Разве что не хватало официанта, разносящего бокалы с игристыми винами. Я едва заметно поморщился: человек, что с гордо поднятой головой стоял внутри стальной клетки в центре площади, безусловно, заслужил не один, а десяток смертных приговоров. Но зачем превращать казнь в подобие пикника?
Дель Руто, напротив, одобрительно заурчал и с удовольствием плюхнулся на кресло в первом ряду. Я поискал глазами свободные места подальше от него, но намерение так и осталось намерением: капитан стражи с почтением выдвинул мне сидение. Пришлось, поблагодарив его, устроиться за одним столом с генералом. Потерплю.
Я вновь перевёл взгляд на Мастера Некроманта, того, кто долгие шесть лет был моим главным врагом. Уроженец Тарнедора – страны острых шпилей и строгих церемоний – не утратил силы духа, даже будучи обречённым. Толпа бесновалась, готовая растерзать его, не дожидаясь казни, а он стоял, преисполненный чувства собственного достоинства, с безразличием взирая на творящуюся вокруг суету. И лохмотья, в которые превратилась некогда роскошная накидка, смотрелись на некроманте едва ли не королевской мантией. Пускай я и ненавидел его всем сердцем, но не мог не испытывать уважения к тому, как он умел достойно проигрывать.
– Хоакин Эммануэль… – перекрикивая толпу своим зычным голосом, начал герольд. Некромант полным презрения движением поднял вверх правую ладонь.
– Лорд Хоакин Эммануэль, если позволите, – его мягкий, гипнотический голос заполнил площадь, справляясь с установлением тишины куда лучше громогласного герольда.
