Изабель привезла с собой из Шато несколько платьев. И Стефани долго возилась с ними, размышляя, что выбрать для ужина. Это стало настолько важно для юной девушки, что через два часа обдумывания и разглядывания нарядов она впала в отчаяние.
Лидия с любопытством наблюдала за метаниями госпожи. А Изабель веселилась, приговаривая, что в подруге наконец проснулось женское начало. Апогеем стал момент, когда Стефани принялась красить губы все той же ягодной помадой, которая принадлежала камеристке.
– Я смотрю, кто-то решил сегодня отлично провезти вечер? – Изабель лукаво улыбнулась. – А может и ночь.
– Мне хочется выглядеть хорошо, – Стефани постаралась сохранить равнодушие, но щеки предательски зарделись румянцем. Ей действительно хотелось хорошо провести время. Последнее дни она жила затворницей, занимаясь изучением бидарского языка.
Два-три часа отводились на физические упражнения. Тренировки давались легко. Места для них вполне хватало в гостиной, если сдвинут стол и стулья к стенке. Вот только шпагой не поработаешь, да и не с кем. Рассекать воздух, оттачивая технику интересно, но бесполезно в бою. Стефани скучала по урокам фехтования. Учитель остался в Шато с растянутой лодыжкой. Изабель сказала, что он повредил ногу во время учебного боя с Филиппом.
Стефани не поверила в это. Она вообще не узнавала собственного брата. После традиционной летней охоты он стал совсем не сдержан, агрессивен и груб. Девушка не собиралась ему прощать ни пощечины, ни дуэли с Эдрианом. Она вообще не хотела не разговаривать, не даже видеть Филиппа. Тот тоже не горел желанием мириться. Поэтому брат с сестрой практически не общались. Столкнувшись пару раз в коридорах, они сделали вид будто не знают друг друга.
Изабель предпринимала попытки помирить родных, но Стефани просила не вмешиваться. Она считала, что Филипп достаточно взрослый, чтобы понимать низость своих поступков и сделать первый шаг.
В половину восьмого Стефани выглянула в окно, желая всем сердцем увидеть на бульваре Эдриана. Но среди редких прохожих не заметила кремово-бежевых прядей. Несмотря на распространенное мнение, что оборотень сгинул в священном огне в церкви святого Пьера, люди осторожничали. С наступлением сумерек горожане спешили домой, а после захода солнца на бульварах можно было встретить лишь пьяниц да искателей приключений.
Сердце билось от страха, а воображение не давало покоя, подкидывая ужасные картины, где ей сообщают, что с Эдрианом случилось плохое. С ним она тоже почти не разговаривала. Интендант лишь заходил на короткое время, чтобы узнать, как обстоят дела и передать зачарованных патронов для оружия. Но душевного разговора между ними не происходило.
Ужасающие подробности из его прошлого не выходили из головы Стефани. Все встало на свои места. И почему он так разозлился, когда она, имея неосторожность, зашла к нему в квартиру. И почему вечно приговаривал, что ей не стоит ходить по улицам одной. Эдриан боялся потерять её так же сильно, как когда-то боялся потерять сестру.
Стефани решила, что отныне не будет совершать опрометчивых вылазок по городу. Ей было больно представлять лицо Эдриана, когда он узнает, что с ней что-то случилось.
Через десять минут Стефани отвлеклась от чтения и выглянула еще раз. Она снова не увидела интенданта жандармерии. Девушка не знала, что он уже пришел и вовсю разговаривал с графом.
