«Через несколько месяцев после своего первого приезда, – вспоминал поэт и актёр Владимир Чернявский, – в дружеском разговоре со мной он откровенно затронул новую для него проблему, которая тревожила его и о которой он раньше не задумывался. Его удивляло, какое место это занимает в жизни столичной литературной братии. Кто-то говорит, что у него нет никаких оснований для опасений». (Чернявский В. С. Три эпохи встреч // С. А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2-х тт. – М.:ХЛ. – 1986).
В мемуарах, которые были опубликованы за рубежом, есть рассказ о том, как Есенин, живший осенью 1915 года с Клюевым в одной комнате, уходил на свидание с женщинами, а Клюев буквально садился перед порогом и «по-бабьи, с визгливой ревностью, хватал его за пальто и кричал: «Не пущу, Серёженька!» Но Серёженька сжимал челюсти, суживал глаза, хлопал дверью, уходил в ночь. Приставания «старшего брата», видимо, надоедали ему, иногда он жаловался: «Я его пырну ножом когда-нибудь! Ей-богу, пырну!»
Скорее всего Есенин отстоял себя от притязаний собрата, и именно это позволяло ему с добродушным смехом относиться к клюевской патологической слабости, видеть в ней не драматические, а именно комические черты.
По мнению известного российского сексопатолога Игоря Кона, «мужская дружба может быть нежной без эротических обертонов». Когда много лет спустя после смерти Есенина и Мариенгофа вдове Анатолия рассказали сплетню, будто Есенин ревновал к ней Мариенгофа и женился на Айседоре Дункан в отместку за его «измену», она просто рассмеялась…
Слишком определённые точки над «i» не столько проясняют, сколько запутывают тонкие материи человеческих взаимоотношений. Наиболее обстоятельный биограф Есенина Гордон Маквей считает Есенина «летантным бисексуалом». Такую формулу можно применить практически к любому мужчине…
1916 год. Петербург. Заседание кружка модных петербургских литераторов. Среди них – Борис Александрович Садовский (1881 – 1952), «вылощенный» поэт… Предоставим ему слово-воспоминание: «…Беллетристы писали на заказ, брали авансы, торговались. Жены соперничали, ссорились сами и ссорили мужей. Никаких общественных и литературных интересов здесь не было. Говорили о гонорарах, об авансах, пили и ели. Читать было некогда, все только писали… Многие диктовали романы секретарям и женам прямо набело, без поправок.
Из этой ватаги «растленных перьев» светлым пятном выделялся Сергей Есенин, скромный, застенчивый юноша, почти мальчик. Таким он остался у меня в памяти с весны 1916 года…».
Садовский познакомился с Есениным у поэта В. А. Юнгера, автора талантливой книги «Песни полей и комнат». Зимой 1916 года Садовский жил на Вознесенском проспекте, где Есенин раза два навещал его, одно из посещений затянулось на целый вечер. Есенин зашёл к Садовскому для того, чтобы, отправляляясь в подвальный кабачок, попросить «для шика» галстук. Выбор пал на изделие темно-гранатового цвета, купленное в Ницце.
Обычно в кабачке засиживались до рассвета, поэтому Садовский был очень удивлен, когда часу в двенадцатом ночи раздался резкий звонок и в квартиру не вошел, а вбежал Сергей Есенин. На вопрос, что с ним, он ничего не ответил и вдруг повалился на диван в сильнейшей истерике.
Садовский вспоминает: «Он (Есенин – А.Л.) кричал и катался по полу, колотил кулаками себя в грудь, рвал на себе волосы и плакал. Кое-как, с помощью прислуги, раздел я Есенина и натер ему виски и грудь одеколоном. С трудом он пришел в себя. Принесли самовар, и Есенин постепенно успокоился. Я начал его осторожно расспрашивать и уже с первых слов догадался, в чем было дело. Оказалось, что один из «друзей» Есенина в кабачке объяснился ему в «любви» (предположительно Георгий Иванов, поскольку Садовский называет «друга» Вурдалаком: это кличка, которая числилась за Ивановым – А.Л.)…
