Он – зритель.
И вдруг все прервалось, он превратился в участника, но все еще не был уверен, что расслышал сказанное. Что сказал этот равнодушный, хорошо владеющий собой человек? Берн? Швейцария?
– Прошу прошения, я не понял…
– Эти деньги будут положены на ваше имя, поступления предполагаются ежегодно.
– В дополнение к моей пенсии вне зависимости от того, какая сумма будет мне назначена?
– Да, мистер Скофилд. Что же касается размеров пенсии, то ваша служебная деятельность оценена по заслугам. Вы получите максимальное пенсионное содержание.
– Как великодушно!
Это и вправду великодушно. Скофилд мгновенно подсчитал в уме: его годовой доход будет составлять пятьдесят тысяч долларов.
– Чистейшей воды расчет. Эти деньги удержат вас от соблазна заработать на издании ваших мемуаров в виде книг и статей, посвященных событиям вашей жизни и работы в качестве сотрудника отдела консульских операций.
– Понятно, – протянул Скофилд. – За последнее время вышло в свет немало этого добра. Марчетти, Снеп и другие… Верно?
– Совершенно верно.
– Вы хотите сказать, что, будь и на их счетах определенные суммы, они не написали бы того, что все-таки написали?
– Побудительные мотивы бывают различны. Но мы не исключаем такую возможность.
– Так исключите! Я знаю этих людей.
– Вы отвергаете предложенные деньги?
– Нет, черт возьми! Я возьму их. Когда я решу писать свои мемуары, то вы будете первый, кто об этом узнает.
– Я не советую вам, мистер Скофилд. Это запрещено. Вас неминуемо приговорят к сроку заключения.
– А если вы проиграете в суде, то могут последовать иные пенитенциарные меры. Предположим, выстрел в голову, например, когда я буду проезжать в машине… Или что-нибудь еще в этом роде.
– Законы справедливы, мистер Скофилд, и я не могу представить себе то, о чем вы говорите.
– Зато я могу, мистер Конгдон. Загляните в мое досье. Я проходил обучение вместе с одним парнем из Гондураса. Я убил его в Мадриде. Он был родом из Индианаполиса, и его звали…
– Меня не интересует прошлое, мистер Скофилд, – резко прервал его Конгдон. – Я хочу лишь, чтобы между нами было полное взаимопонимание.
– Оно есть. Можете не беспокоиться. Я не пойду против безопасности. У меня больной желудок. К тому же я уже не тот храбрец, что прежде.
– Послушайте, Скофилд! – Помощник государственного секретаря откинулся на спинку кресла. Он был доволен. – Я знаю, это прозвучит банально, но наступают времена – для каждого из нас, – когда приходится прощаться с активной деятельностью и оставлять определенные участки работы. Я хочу быть откровенен с вами.
Брэй улыбнулся, но улыбка его была мрачной.
– Мне всегда бывает не по себе, когда я слышу, что кто-то хочет быть со мной откровенным.
– Что?
– Когда кто-то хочет быть откровенным. Как будто откровенность – это последнее, на что ты можешь рассчитывать.
– Но я действительно откровенен с вами.
– И я тоже. Если вы ждете от меня объяснений, то их не будет. Я просто тихо удалюсь.
– Но мы не хотим этого, – возразил Конгдон, подавшись вперед и положив локти на стол.
– То есть?!
– Ни в коем случае не хотим. Человек с вашим опытом просто необходим нам. Всякое еще будет происходить, и мы бы хотели рассчитывать на ваше сотрудничество.
Скофилд минуту изучал собеседника. Затем сказал:
– Но не в штате. И не на оперативной работе.
– Да. Нам необходимо неофициальное сотрудничество. Естественно, что в связи с этим нам хотелось бы знать, где вы проживаете, куда ездите.
