– Нет. Других нарожаете. У бедняков одно богатство, а мне тоже на что-то жить надо. Зелья – они денег стоят.
Тедгар врезко выпрямился, руки его сжались в кулаки.
– Молчи, жена. – Он сурово глянул на знахарку. – Что ещё хочешь? Я своё слово держу.
– Другое дело. – Рот Элфгиву, похожий на щель, растянулся в подобии улыбки. – Значит, так… мешок овса, чечевицы полквартера, мёда половину стоуна…
– Матушка… – жалобно пискнула Уна.
Старуха замолчала на мгновение, потом мотнула головой в сторону недвижно лежащего ребёнка.
– Шкуру эту себе оставлю.
Тедгар едва заметно кивнул.
– Договорились, – процедил он сквозь зубы. – Делай своё дело.
Знахарка довольно крякнула, не спеша поднялась и начала один за другим доставать с полки горшочки и бутыли. Сунула в руки Уне кожаное ведро.
– За водой к ручью сходи. И смотри – чтобы чистая была.
Уна бросилась к двери, открыла её – и застыла. Дыхание замерло в груди.
Там, из темноты, из-за толстых стволов деревьев смотрели глаза. Множество глаз, сверкавших красным. Что-то огромное стремительно пролетело перед домом, едва не задев Уну кожистым крылом.
– О, праматерь… – она испуганно отшатнулась, захлопнула дверь, непослушными руками опустила засов. – Матушка…
Матушка Элфгиву не ответила. Её вдруг начало трясти.
– Эй! – встревоженно крикнул Тедгар. – Что такое?!
Знахарку колотило как припадочную.
– Скорее… уходите… – прохрипела она не оборачиваясь. – Прячьтесь…
И мешком упала на пол; звук был как от груды костей. Тедгар вскочил, глянул на жену.
– Уна… – позвал он. Та стояла, привалившись к двери, и дрожащими пальцами пыталась сдержать рвущийся изо рта крик.
Одним прыжком Тедгар подскочил к лежаку, схватил дочь в охапку.
– Уна! – рявкнул он. – Очнись!
Придерживая девочку одной рукой, другой рывком открыл дощатый люк на полу.
– Уна, быстрее…
Торопясь, она спустилась вниз, приняла ребёнка. Тедгар взялся за крышку люка.
– Тедгар, – дрожащим от ужаса голосом пробормотала Уна, – ты…
– Я останусь, – перебил он, – надо крышку чем-нибудь завалить. Иначе они найдут вас. Молчи – они пришли не за нами, – он мотнул головой на недвижное тело старухи, – за ней.
Уна пискнула, оставшись в кромешной темноте, села, судорожно прижимая к груди девочку. Наверху Тедгар что-то тащил, поставил на люк. На голову посыпался трухлявый сор. Ещё какие-то звуки: должно быть, он подтаскивал сундук к двери, а потом – тишина.
Уну била мелкая дрожь, мысли вертелись колесом – тысячью маленьких колёсиков. Эирлис. Та спала, как не странно, просто спала, дыша тихо и размеренно, лёгкая, как пушинка. Должно быть, зáговоры старухи Элфгиву.
Те, с красными глазами в темноте. Они могут сломать дверь. В прошлом году у Пеббы сломали, только сынок маленький и спасся: в сундуке схоронился. Тедгар. «Надо всё же сказать ему, пусть спрячется с нами». Не послушает ведь, рассердится и накричит. Дрожа от страха и возбуждения, Уна пошарила вокруг рукой и, обнаружив свободное место, осторожно положила дочку.
Закусив губу до боли, она принялась подниматься на ощупь: погреб был глубокий. И едва не вскрикнула от неожиданности. Грохот наверху, то ли клёкот, то ли хриплое карканье. Шум катающихся по полу тел.
Уна что есть силы упёрлась руками в крышку люка. Та не поддавалась: Тедгар поставил на неё что-то тяжёлое. Она различала хриплое дыхание мужа, а потом как будто обрушились полки; горшки и кувшины посыпались, разлетаясь осколками.
